Между тем технология может избавить нас от последствий применения плохой технологии, то есть вычесть сама себя.

Самая правильная технология – незаметная. Я убежден, что наибольшую пользу технология приносит, когда замещает вредоносную, неестественную, закабаляющую и, важнее всего, хрупкую по сути технологию предыдущего поколения. Многие современные приспособления (из тех, кто «сумел выжить») нейтрализовали пагубность явлений, порожденных филистерством нового времени, особенно ХХ века. Среди этих явлений – огромная транснациональная бюрократическая корпорация с пустыми костюмами в совете директоров; изолированная (нуклеарная) семья, которая безответно влюблена в телевизор и даже еще более изолирована благодаря жизни в пригороде, где у каждого есть машина; доминирование государства, особенно милитаристского национального государства, контролирующего границы; разрушительная тирания авторитетных СМИ в области мышления и культуры; жесткий контроль шарлатанов из экономического истеблишмента над изданием и распространением экономических трудов; большие компании, желающие контролировать рынки (сейчас их власти угрожает Интернет); псевдонаука, разоблачаемая Сетью; и много чего еще. Вам уже не нужно «нажимать клавишу 1, чтобы вас обслужили на английском» или ждать в очереди, пока грубый сотрудник агентства забронирует вам билеты на Кипр, где вы хотите провести медовый месяц. Каким бы неестественным ни был Интернет, во многих отношениях он нейтрализовал многие другие неестественные явления вокруг нас. Скажем, ненужность бумажек на все случаи жизни делает бюрократию – в ее современном варианте – более приятной, чем в эпоху бумажного документооборота. Если повезет, один компьютерный вирус уничтожит все записи и освободит нас от груза наших прошлых ошибок.

Даже сейчас мы используем технологию, чтобы победить технологию. Вспомните о моем походе в ресторан в ботинках, не слишком отличающихся от тех, что носили древние люди, останки которых нашли в Альпах. Производители обуви, потратившие десятки лет на создание совершенных туфель для ходьбы и бега, оснащенных всяческими «опорными механизмами» и амортизаторами, теперь продают нам обувь, в которой мы словно босы. Эта обувь настолько ненавязчива, что единственная ее заявленная функция – это защита ноги от чужеродных элементов, а как именно нам двигаться – мы решим сами. В каком-то смысле нам продают мозолистую ступню охотника-собирателя, которую можно надеть, использовать, а потом снять и вернуться в цивилизацию. Когда носишь эти туфли на природе, получаешь незабываемые ощущения: твоя ступня чувствует землю в трех измерениях. Обычные туфли кажутся после этого гипсовым слепком, отделяющим нас от естественной среды. Обувь не обязана быть некрасивой: технология преобразила подошву, а не верх, новые подошвы могут быть одновременно и неуязвимыми, и очень тонкими, позволяя ноге ощущать поверхность так, словно ты идешь босиком, – мне больше всего нравятся сделанные в Бразилии мокасины итальянского дизайна, в которых я могу шагать по камням и ходить в ресторан.

Может быть, этим фирмам следовало бы продавать нам укрепленные водонепроницаемые носки (по сути, именно их носил тот древний альпийский парень), но это не слишком прибыльное занятие[100].

Еще один пример. Великое преимущество планшетника (tablet computer, особенно iPad) состоит в том, что мы возвращаемся к вавилонским и финикийским корням: в ту эпоху тоже писали на табличках (tablets). Теперь можно делать записи вручную, точнее, пальцами, – а сочинять «руками» куда приятнее, чем пользоваться клавиатурой. Я мечтаю о времени, когда любые записи можно будет делать от руки, как поступали почти все писатели до наступления нового времени.

Возможно, способность замещать саму себя – это естественное свойство технологии.

Далее мы увидим, что будущее по большей части лежит в прошлом.

Время углубиться в детали, и на этой стадии нам понадобится различать два явления. Давайте отделим то, что портится (люди, отдельные предметы), от того, что не портится и в потенциале вечно. Непортящееся – это всякая вещь, у которой нет неизбежного для органики срока годности. Портящееся – это обычно материальный предмет, а непортящееся обладает информационной природой. Отдельный автомобиль портится, но автомобиль как технология сохраняется уже на протяжении века (и, можно предположить, переживет следующие сто лет). Человек смертен, его гены – генетический код – не всегда. Физический объект «книга» портится – скажем, некий экземпляр Ветхого Завета, – а его содержание нет, и его можно воссоздать в виде другого физического объекта.

Для начала я изложу свою идею на ливанском наречии. Когда мы видим двух людей, молодого и пожилого, мы можем с уверенностью сказать, что младший переживет старшего. Если речь идет о чем-то непортящемся, например о технологиях, дело обстоит по-другому. Есть две возможности: либо прогнозируемая дополнительная продолжительность жизни у них одинакова (в этом случае распределение вероятностей называется экспоненциальным), либо у старой технологии она больше, чем у новой, пропорционально их относительному возрасту. В этой ситуации если старой технологии 80 лет, а новой – 10 лет, можно ожидать, что старая просуществует в восемь раз дольше, чем новая.

Таблица 6. Сравнение ожидаемой продолжительности жизни «старого» и «нового» по областям

Я предлагаю критерий, позволяющий отнести явление в ту или иную категорию (он основан на так называемом эффекте Линди в той версии, которую разработал не так давно великий Бенуа Мандельброт)[101]:

Для всего того, что портится, каждый дополнительный день жизни означает, что ожидаемая дополнительная продолжительность жизни становится короче. Для всего того, что не портится, каждый дополнительный день может означать, что ожидаемая продолжительность жизни стала длиннее.

Иначе говоря, чем дольше существует технология, тем дольше она может продержаться в будущем. Я продемонстрирую это на примере (не все понимают, о чем идет речь, с первого раза). Скажем, я знаю о некоем джентльмене, что ему сорок лет, и хочу предсказать, сколько ему осталось. Я смотрю в актуарные таблицы, которые используют страховые компании, и нахожу стандартизированную по возрасту предполагаемую продолжительность жизни. Таблица сообщает, что у джентльмена впереди 44 года жизни. На будущий год, когда ему исполнится 41 год (или, что то же самое, если взять человека, которому 41 год сейчас), джентльмену останется жить немногим больше 43 лет. Каждый следующий год снижает ожидаемую продолжительность жизни почти на год (на деле – чуть меньше, чем на год, так что если при рождении ожидаемая продолжительность жизни составляет 80 лет, в этом возрасте она будет не нулевой, а составит еще около десятка лет)[102].