— А что милиция. Вон возле дверей их машина стоит, не вмешиваются, — ответил я. — Говорят, они ничего противоправного пока не видят.

— Вот, у нас всегда так, надо, чтобы что-нибудь обязательно произошло, только тогда милиция вмешается, а так нельзя их отогнать! — возмутилась операционная сестра.

— Ладно, вы поменьше говорите, а давайте заканчивайте и берите раненого!

Через полчаса я выполнил лапаротомию и вошел в живот. При ревизии обнаружил сквозную рану левой почки, но без повреждения ее ножки, и сквозное ранение нисходящего отдела толстой кишки.

Кровопотеря была небольшой, но при таких ранениях по всем канонам надо выводить колостому. Ахмеду не было еще и тридцати, и мне стало жалко парня, обреченного полгода какать в мешочек. «Обещал как себе сделать, надо слово сдержать. Себе бы я колостому не стал бы выводить. А если швы на кишке воспалятся и рана разойдется, может перитонитом осложниться. Тогда точно, с меня живого эти ребята не слезут».

— Дмитрий Андреевич, чего задумались? Колостому надо выводить! — подсказал Юра.

— Иван, выйди, спроси у группы поддержки, сколько времени с момента ранения прошло, — попросил я, не отреагировав на слова ассистента.

— Говорят, часа три назад ударили! — сообщил вернувшийся Иван.

— Ладно, ушиваем кишку и почку, колостому выводить не будем!

— А как же каноны? — поинтересовался Юра.

— А мы их не нарушаем, до шести часов дозволяется ушить рану кишки без вывода ее на переднюю брюшную стенку.

— Да это если дырка небольшая! А тут сквозная, два пальца запросто пролезут, и говно в животе.

— Ничего, ушьем в три ряда, фекалии уберем, дренажи поставим. Не боись, Юра, прорвемся!

— Ну, не знаю, я бы не стал рисковать.

— Так я же рискую, ты всего лишь ассистент, — объяснил я и ушил почку и раны толстого кишечника.

Отмыв брюшную полость от фекалий, установил дренажи и ушил операционную рану.

— Ну, все! Жить будет, рожать вряд ли! — заключил я и вышел из операционной.

В коридоре меня уже ждали. Керим, бородатый «авторитет», выглядел встревоженным.

— Керим, все хорошо! — объявил я и коротко рассказал об операции, а о возможных осложнениях упомянул вскользь, не делая на них особого акцента.

— Ну, доктор, если все обойдется, то я твой должник! — заключил Керим.

— А если нет?

— Давай не будем о плохом, пусть парень поправляется.

Несмотря на все опасения, Ахмед быстро пошел на поправку, а после того как на пятые сутки он сам покакал, я понял, что, кажется, все в порядке.

Через десять дней я снял швы и выписал Ахмеда домой. Все отделение вздохнуло спокойно: пока он лежал в хирургии, бесконечные толпы сынов гор приходили его навещать, несмотря ни на какие запреты.

Бедного Саныча неделю не могли успокоить: в день операции он забился на чердак и там забаррикадировался, нашли его только к вечеру, и мне стоило больших усилий убедить его выйти из убежища.

— Керим, — спросил я у «авторитета», — зачем твои ребята так напугали нашего доктора, кто ему уши пообещал отрезать?

— Да, слушай, это шутка была! Ребята молодые, горячие, юмор любят!

— После вашего юмора у Саныча третий день руки трясутся, он на работу не хочет идти. Кто прием вести будет? Может, твои ребята?

— Я сам поговорю с вашим Санычем, все нормально будет! — улыбнулся Керим.

Не знаю, что он ему там пообещал, но Саныч трястись перестал и даже несколько раз улыбнулся. А по коридору все равно ходил очень робко, и нет-нет да оглядывался, словно ожидал удара сзади.

Перед уходом Ахмеда из отделения я рассказал ему всю правду об его ранении, а когда дошел до того места, когда стоял на распутье, рассуждая, выводить колостому или нет, дагестанец заметно побледнел.

— Это как, у меня бы все говно в мешочек на боку текло, да?

— Да, Ахмед, по науке надо было так и сделать, я очень рисковал, когда ушил кишку.

— О, доктор! Я твой должник на всю жизнь! — вскричал горец. — Если будет нужна моя помощь, только скажи! Любого за тебя порву! Скажи, что ты хочешь?

— Да ничего, — ответил я.

Керим и Ахмед, а также их родственник Ваха долго уговаривали меня принять от них конверт с деньгами, и, когда я в последний раз отказался, старший произнес:

— Не хочешь деньги, тогда поехали с нами на природу, шашлык-машлык, девочки будут красивые, а?

— Давай поедем, но без девочек, у меня жена.

— Договорились! В следующую субботу едем и без девочек.

И мы тогда отлично посидели. Изумительный шашлык, веселая компания, все расслабились и хохотали, подшучивали друг над другом. Один из парней, Хасан, спросил меня:

— Дима, скажи, а ты в каком доме живешь, большом?

— Да, в пятиэтажном! — без задней мысли ответил я.

Воцарилась тишина, все присутствующие с нескрываемым удивлением посмотрели на меня.

— Я, Дима, сразу понял, что ты великий хирург! — придя в себя, произнес Хасан. — У нас на Кавказе хирургов очень уважают, но живут они в двух-, максимум трехэтажных домах! А ты в пятиэтажном! Вах, красавчик!

И до меня дошло.

— Хасан, я в простой пятиэтажке живу, обыкновенной «брежневке», в одной из квартир. В остальных квартирах живут другие люди, дом не мой. А комнат у меня всего две!

— А, в «брежневке», — протянул Хасан и засмеялся.

Вместе с ним заржали и остальные, присоединился и я.

Август заканчивался, у меня уже было чемоданное настроение. Не без помощи Ермакова я нашел удобный вариант: продав свою квартиру в районе и немного добавив, я покупал равноценную, двухкомнатную, правда, на окраине областного центра и неотремонтированную. Но это было уже не важно. Главное — свое жилье в областном центре и любимая работа, а остальное приложится.

Все мои мысли уже были далеко, но пациенты об этом не знали и продолжали поступать. Не успели мы выписать Ахмеда, как буквально через пару дней привезли представителя китайской мафии.

Кто не знает, китайские триады — это мафиозные группировки. Они заполонили родной Китай и стали распространяться и на нашей территории, подминая под себя своих же соотечественников, живущих в России.

До этого я видел китайских мафиози только в американских боевиках. А тут привезли одного: за живот держится, по-русски ни слова не знает и с ним еще человек пять таких же, только не больных.

— Чего, — говорю, — болит?

А китаец стонет и на живот показывает.

— Рубаху задери, живот освободи! — показываю знаками. — Боже мой!

Все тело китайца было покрыто искусной цветной татуировкой. Какие-то драконы, рыбы, змеи и еще всякая нечисть.