Продолжая улыбаться, Иван сказал:

– Ты, Фрикаделька, вероятно, прикидываешься меньше, чем все остальные, кого я знаю. Господи. Мне нравится, как ты смеешься, хотя это звучит страшновато.

Я моргнула.

– Страшновато?

– Ты со своими «хе-хе-хе-хе» похожа на психопатку, когда смеешься.

У меня напряглась спина, и не потому, что еще не спала температура.

– А как я еще должна смеяться? Хи-хи-хи?

Он все еще ухмылялся.

– Нет. Твои «хе-хе» так же ужасны, как ты, но больше никогда не смейся так. Это жутко. Сегодня ночью мне из-за этого будут сниться кошмары. Боже. Ты смеешься, как рехнувшаяся кукла или нечто, что хохочет в темном углу, дожидаясь, пока я усну.

Я снова не удержалась от смеха, хотя у меня болела голова.

Потом он все испортил, когда бросил взгляд через плечо, и с его лица сошла улыбка.

– Между прочим, я все еще сержусь на тебя. Не думай, что я забыл.

Я забыла.

Я забыла о том, что злилась на него и что то, что он сделал, было полным бредом.

Но теперь он напомнил мне об этом, и я, отодвинувшись от него подальше, умолкла. А когда я прижалась лбом к стеклу, думая о том, что я совсем рехнулась, я не собиралась засыпать, но заснула.

* * *

Мы сидели бок о бок и ели после того, как приготовили ужин, за все время перебросившись едва ли тремя словами.

Ужин. Был. Готов.

Он разбудил меня, когда мы подъехали к его дому – никогда бы не подумала, что он живет в таком доме, – сказав мне, возможно, десяток слов. В довершение всего он отнюдь не шутил, произнося каждое из них. Что меня вполне устраивало, поскольку я тоже была не в настроении.

К счастью, я была слишком увлечена тем, что внимательно изучала дом типа ранчо, чтобы меня по-настоящему волновали его слова. Окрашенное в ярко-голубой цвет здание с белыми ставнями отнюдь не было похоже на дом с мансардой в средиземноморском стиле, где, как я думала, он, вероятно, живет в фешенебельном квартале с охраной, собственным культурным центром и классным аквапарком. Нет. Оглядевшись вокруг, я не увидела ничего, кроме зеленой травы и деревьев вдалеке. У Ивана было угодье. Такое большое, что нигде не было видно других домов, а издали не доносилось голосов.

– Не сходи с ума, когда я открою дверь, – пробормотал он обиженным или недовольным тоном, потому что, зная его, можно было предположить то и другое. А говорят, что я не умею себя вести.

Я не спросила его, отчего я могла бы сойти с ума, когда он вышел из минивэна и подошел к раздвижной двери у пассажирского сиденья, которая открывалась отдельно.

– Пойдем, Расс, – донеслось до меня его бормотание, а потом он прошептал что-то похожее на «Лейси, веди себя хорошо», отстегивая белую собачку от ремня безопасности, а она спрыгнула с сиденья и выбежала из машины и, не медля ни секунды, на полной скорости направилась к входной двери.

Я тоже вышла, взяв свою сумку и чуть ли не застонав от тяжести, потащила ее к дому, сожалея о том, что не попросила Ивана помочь мне. Не то чтобы он был в настроении это сделать, но все же.

Я продолжала разглядывать дом с пристроенным к нему гаражом на три машины и траву, куда ни кинь взгляд.

Это было красиво.

Не то чтобы я призналась ему в этом, тем более тогда.

– Не сходи с ума, – снова напомнил мне он, за долю секунды до того, как я услышала, что он открывает дверь, пока я стояла спиной к нему.

А потом разверзлись врата ада.

Что я поняла минуту спустя, так это то, что пяток животных – три собаки, поросенок и гигантский кролик – с воплями выскочили из дома, словно вырываясь из тюрьмы. Две собаки были связаны друг с другом, а у другой было три лапы, но она бегала, как дьявол, и все они были там. И толпились вокруг меня. Они махали хвостами, встречая Расса и маленькую жеманницу Лейси. Они были чертовски возбуждены, кружа вокруг меня, обнюхивая меня, обнюхивая все, и к тому же словно не могли поверить, что я была там.

Маленький розовый поросенок топал по моим ступням, и в моей душе творилось такое… что я не в состоянии описать.

Я не знала, что, черт возьми, случилось с кроликом, которого я видела, но была поглощена тем, что всматривалась в возбужденные морды и мелькающие хвосты.

И если кто-то и был бы удивлен, что я провела два часа на улице, играя с пятью собаками и поросенком, то не больше, чем я. Даже не потому, что дерьмово чувствовала себя за десять секунд до этого, но мне казалось, что боль отступает, когда они тыкались своими мордами в мои ноги и руки.

Итак, несколько часов спустя, когда Иван вышел из дома и сказал, чтобы мы возвращались, я не слишком жаловалась, тем более не тогда, когда заметила, что он все еще пребывает в дурном настроении.

Продолжая дуться, он стоял неподвижно и держал на руках кролика, прижимая его к груди.

И я определенно не жаловалась на то, что у него было плохое настроение, когда он прошел на кухню, которую моя мама назвала бы деревенской.

На холодильнике у Ивана висела белая доска с написанным на ней меню обеда и ужина на каждый день. Итак, учитывая, что это была суббота, он достал упаковку куриных грудок, а поскольку в меню на холодильнике было написано КУРИЦА, ЖАСМИНОВЫЙ РИС, СВЕКЛА, то я подумала, что мы будем есть именно это. Раньше я предполагала, что у него есть шеф-повар или что-то в этом роде, но теперь пришла к заключению, что совсем не знаю его.

Итак, перебрав всякую хрень – и поглядывая на стеклянную вазу, наполненную конфетами «Херши Кис», стоявшую на столешнице, – я нашла в кухонном шкафу жасминовый рис, а затем – кастрюлю подходящего размера, при этом, когда я искала ее, он продолжал игнорировать меня. И мы принялись стряпать. Я позволила ему заняться свеклой, потому что не знала, что с ней делать. Кроме того, для начала я была неважной поварихой, главным образом потому, что могла бы жить на одном запеченном мясе, приправленном только солью и перцем, любую крупу я могла сварить в рисоварке, и если бы это зависело от меня, то я до конца жизни ела бы приготовленные на пару или запеченные в духовке овощи.

Как раз в тот момент, когда я отмеряла по полторы чашечки риса для каждой тарелки – потому что у Ивана на белой доске было написано, сколько чего нужно было положить ему в тарелку, – зазвонил его мобильник. Беря его со стола, он задел меня и мгновенно ответил:

– Алло.

Я заканчивала отмерять рис, когда услышала, как он говорит:

– Да, она здесь… Лучше, но она еще больна… – Очевидно, говоря «она», он имел в виду меня. Я так думала. Вопрос заключался в том, с кем, черт побери, он разговаривал? – Завтра?.. Это зависит от того, что у нас будет… Это пойдет… Хорошо. Звучит заманчиво. Тогда увидимся завтра… Я тоже тебя люблю. Пока.