ДУМА И ФЛОТ

Осенью 1911 г. Дума, по наветам газетных борзописцев (Брут и Меньшиков из «Нового Времени»), предъявила несколько запросов министру, обвиняя его в том, что обещанные реформы были дутые — только по названию. Требовались опять жертвы и «омоложение» высших начальников. Но ведь высшие административные начальники были они сами: министр, его товарищ и два начальника — Главного и Генерального Штабов, все четыре адмирала не имели адмиральского ценза, так как ни один из них не командовал эскадрою. Только один министр был в чине вице-адмирала, а остальные трое — контр-адмиралы, и не по цензу, а лишь по занимаемой должности могли бы попасть в вице-адмиралы, и то лишь при наличии вакансий. И вот министр с приятелем своим, Начальником Главного Штаба, придумал такой маневр: бросить Думе кость — уволить в отставку трех вице-адмиралов, занимавших тоже «высшие должности», но технические (меня, Лилье и Успенского) и получивших чин за действительное командование эскадрами; тогда получатся три свободных вакансии — Дума получит новые три жертвы, и сами они попадут в незаслуженный чин, сидя спокойно в канцеляриях.

Но ведь по закону уволить без причины вице-адмиралов, да еще занимавших деятельные должности, нельзя. И вот я (и оба моих сверстника) получил от Начальника Главного Морского Штаба весьма любезное письмо; в нем в лестных выражениях перечислялись мои служебные заслуги и «высокополезная деятельность на пользу флота» как на мореходном, так и на техническом поприще. Ну а затем следовал совершенно неожиданный и нелогичный переход: «ввиду того, что следует мол и более молодым офицерам дать возможность двигаться вперед и проявлять свою деятельность, Морской министр предлагает Вам подать прошение на Высочайшее имя об увольнении от службы по причине ли болезни или по другой, угодной Вам причине».

Вот так сюрприз! Я чувствую себя совершенно крепким и здоровым и нахожусь в самом живом и продуктивном курсе своей специальной деятельности по вооружению флота новыми минами, подводными лодками, радиотелеграфией и проч., а мне ни с того ни с сего предлагают заболеть старческой дряхлостью и идти на покой! В конце письма Начальник Штаба позолотил пилюлю следующим эпилогом: «Морской министр за Вашу высокополезную службу на пользу флота будет всеподданнейше просить Государя об увеличении Вам пенсии до 5000 руб.» Государь, на мое несчастье, был тогда в Ливадии; будь он в Царском Селе, я бы мог или лично, или через Нилова доложить ему, что мое прошение вызвано таким предательским принуждением. Этого мне также не надо, так как я и сам за 180 месяцев плавания и долговременное командование судами выслужил около 5000 руб. пенсии и эмеритуры. Зачем же было командировать меня во Францию, если имелось в виду увольнять затем в отставку? Очевидно, у них этот проект назрел внезапно, и они еще воспользовались удобным моментом — отсутствием здесь Государя.

Адмирал Н.О. Эссен и депутат Государственной Думы А. И. Гучков на палубе крейсера «Рюрик». Июль 1911 г.

Я прошел в кабинет к Председателю адмиралу Лилье поделиться мыслями. У него я застал вице-адмирала Успенского. Оба они получили такие же письма и совещались о том, что предпринять? Мы были возмущены и решили прошений не подавать. Между тем весть об этих письмах быстро разошлась в морских кругах и возмутила всех. Все старые адмиралы (Верховский, Бирилев, Лавров, Скрыдлов, Вирениус, Пилкин и другие) говорили нам: «Не сдавайтесь. Если уже и этих молодых, полных силы и энергии адмиралов они гонят из службы, то кто же тогда станет управлять новым строящимся флотом?»

В это время в Адмиралтействе заседал Военно-Морской суд; разбиралось дело вице-адмирала Бострема, посадившего на мель всю Черноморскую эскадру у румынского порта Констанцы, куда он приходил для торжественного визита румынскому королю по поручению Царя. Эта позорная посадка на мель произошла на глазах собравшейся румынской публики, провожавшей эскадру дружественными овациями и криками ура!..

Сидя на этом суде, мне было обидно и грустно, что эта лихая эскадра, сданная мною только 2 года назад Бострему, за которую он (с Воеводским) получил на Царском смотру вице-адмиральский чин, — что эта эскадра так осрамилась! Про этот скандал писалось и в иностранных, и в русских газетах. Адмирал Бострем был признан виновным и отрешен от командования и подал в отставку. В том же году судили командира царской яхты «Штандарт» адмирала Чагина, флаг-капитана Е.В. адмирала Нилова и финляндского лоц-капитана за посадку на камень в шхерах яхты «Штандарт» со всей царской семьей, но финляндцы доказали, что камень острый, как игла, и никто о нем не знал.

Не получая наших прошений, Начальник Главного Морского Штаба начал тревожиться. Между тем Морскому министру вскоре пора было ехать в Ливадию на доклад с приказами к Государю, заготовляемыми в Главном Штабе к 6 декабря, где уже были внесены производство в вице-адмиралы самого Начальника Штаба и двух других и отставка «по прошениям» нас троих. Тогда Начальник Штаба сбросил маску и сам пришел к нам в Комитет (в том же здании Главного Адмиралтейства) с заготовленными как бы от нас прошениями, убеждая нас подписать их. Причем обещал, что, если мотивом прошения будет «по болезни» (они боялись, чтобы выражения «по домашним обстоятельствам» не вызвали у Государя подозрения: странно, что у трех молодых вице-адмиралов явились одновременно домашние обстоятельства?..), то министр дает слово выхлопотать у Государя особо увеличенную пенсию. Он ушел, оставив писаря с прошениями.

«А ну их к черту!» — решили мы. Сопротивляться дальше не стоит. К тому же недавно вышел закон, что если адмирал не желает добровольно сам подать в отставку, то он остается на службе «за штатом» с окладом жалования 3000 рублей в год, т. е. значительно меньше пенсии. Но в то время мы все уже получили приглашения поступить на службу на частные заводы: я — к «Русскому Обществу изготовления снарядов и мин» (бывший Парвияйнен), Лилье — к «Сименссу и Гальске», а Успенский — куда-то в провинцию.

6 декабря Высочайшим приказом я и оба моих сверстника были уволены в отставку по болезни с пенсией и эмеритурой в 5000 рублей в год. С 1 января я числился в «Русском Обществе изготовления снарядов» в качестве технического консультанта по минной специальности. Завод получал заказы на выделку мин заграждения, шаровых с якорями и дрейфующих, и аппаратов для мин Уайтхеда. В чертежной завода составлялись проекты, а в опытном бассейне испытывались изготовленные приборы. Технической частью завода руководил инженер Б.Г. Харитонович.

Мне как консультанту требовалось приезжать на завод лишь в те дни, когда производились испытания наших новых приборов, или на консультацию в чертежную. Поэтому весну и лето я прожил с семьею в Гатчине, а осенью мы решили переехать в Петербург. Я нанял квартиру на Каменноостровском проспекте, вблизи Каменного острова, в здоровой местности, окруженной парками и садами; и мне на завод было близко: через Ботанический сад к берегу Малой Невы, а там на ялике прямо к заводу.

В этом году на петербургском горизонте, вернее, на горизонте царской резиденции появился «старец» Григорий Ефимович Распутин, ставший впоследствии виновником роковых событий в истории крушения государственного порядка России. Я бы не упоминал здесь о распутинской эпопее, не входящей в программу моих мемуаров, но этот злой гений царской семьи был главным источником развала и деморализации придворных кругов и тогдашнего правительства.