– Пожалуй, нет, – ответила она наконец. – Предположим, я решила бы не иметь детей и никогда не пошла бы к нему. Или мне повезло бы и я попала к другому, нормальному врачу. Тогда я бы этого не сделала. Но ведь я в любом случае осталась бы той же, а если б и не совершила этого, то не из благородства, но потому лишь, что мне тупо повезло. Считалась бы я тогда хорошим человеком?

На это мне сказать было нечего; второй косяк оказался крепче прежнего, руки покалывало, нос налился тяжестью. Я чуял в словах Сюзанны подвох, но в чем именно он заключался, не мог понять.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – помолчав, ответил я.

Сюзанна захихикала. Начав, она никак не могла успокоиться, и мы тоже зашлись вслед за ней. Окна многоэтажки раскачивались туда-сюда, точно яркие прямоугольные маятники, тик-так, тик-так, и это почему-то было ужасно смешно, чудесная шутка, словно из “Алисы в Стране чудес”. Может, и рассказ Сюзанны лишь шутка, одна большая выдумка, а я как дурак ей поверил?

– Твоя очередь, – сказала она Леону.

– Ну уж нет, – он поднял ладонь, – я в эти игры не играю. Вы как-нибудь сами.

– Сыграешь. Или я больше не привезу тебе травки, ищи тогда по дрянным ночным клубам. – Сюзанна вытянула ногу и ткнула Леона большим пальцем. – Давай.

– Хватит.

– Давай. Давай. Давай, – подхватил я.

“Давай, давай, давай” – наши голоса выплеснулись в исковерканный сад, Мелисса смеялась, – “давай, давай, давай”, – я наклонился, принялся теребить Леона за руку, и в конце концов он тоже расхохотался, хотя и со злостью, шлепнул меня по руке: Хватит! – я зажал его голову под мышкой, мы повалились на Сюзанну, она заехала локтем мне по ребрам, волосы Леона попали мне в рот, мы возились, как в детстве, от них даже пахло так же…

– Ладно! – завопил Леон. – Ладно! Только слезь с меня!

Мы высвободились, задыхаясь от хохота, Леон демонстративно отряхнулся, ну вы и дикари, сердце мое мельтешило как бешеное, я плюхнулся на спину и уставился на летящие юзом звезды, надеясь, что они вернутся на курс. Что, если нам по-прежнему шестнадцать, подумал я, и мы обдолбались впервые в жизни, а все, что с тех пор случилось, – затейливая галлюцинация, но мысль эта показалась мне чересчур сложной, и я ее отогнал.

– У тебя все волосы в листьях, – со смехом сказала Мелисса и протянула руку, – дай уберу. – Я перевернулся и положил голову ей на колени.

– Ну хорошо. – Леон нашарил пачку сигарет. Я не сразу вспомнил, о чем мы вообще говорили. – Тот случай, когда я в пять лет укусил тебя за лицо.

– Ха, я до сих пор это помню. До крови кусанул. Главное, непонятно, с чего? Рехнулся ты, что ли?

– Не помню. Наверное, за дело.

– И я пошел в школу с таким лицом, будто сбежал от Ганнибала Лектера, – сказал я Мелиссе.

– Бедный Тоби. – Она погладила меня по щеке. – Ты всем рассказывал, что сражался с суперзлодеями?

– Хорошо, если так. Скорее всего, просто соврал, что меня укусила соседская кошка.

– Я рассказал, теперь твоя очередь, – проговорил Леон и спохватился, что пытается прикурить сигарету с фильтра. – Начинай, Тоби.

– Что? Ну нет, это не считается.

– Как хочешь, но ничего другого я не скажу.

– И это все, на что ты способен? После того, в чем призналась Сью? Да это же фигня какая-то, вспомни что-нибудь нормальное.

– Вот сам и вспомни. – Леон выдохнул дым.

– Сначала ты.

– Давайте я, – вмешалась Мелисса.

Я сел и взглянул на ее лицо – спокойное, уверенное, непроницаемое. Укурилась она, что ли?

– Тебе необязательно, – сказал я.

– Почему бы и нет? – спросила Сюзанна.

– Потому что она вас толком не знает. Так что это совсем другое дело.

– Пусть она сама решит.

– Моя мать алкоголичка, – произнесла Мелисса звонким, даже мечтательным голосом. – Как-то раз она упала с лестницы и сломала ногу. Мне тогда было двенадцать лет. Я уже легла спать, но она очень шумела. Не могла встать. Отца не было дома, он работал в ночь. Мать кричала, звала на помощь, но я притворилась, что сплю и не слышу. Я тогда еще подумала: ничего, пусть полежит так немного, помучается, может, хоть испугается и пить бросит. Я понимала, что она может захлебнуться – ее рвало, – и все равно не вышла. Прислушивалась всю ночь, как она там. А утром вернулся отец и нашел ее.

Мелисса мне многое рассказывала, но об этом – ни разу.

– Господи, милая. – Я обнял ее за талию, притянул к себе.

– Да ладно, это же было давно. Нога срослась, мать выздоровела. Она и не помнит ничего. – И остальным: – Пить она, конечно, так и не бросила. Не помогло.

– Бедная девочка. – Леон округлил глаза, наклонился, сжал ее ладонь. – Ты ни в чем не виновата, и это уж точно не значит, что ты плохой человек.

– Вот именно, – подхватила Сюзанна. – И если бы после этого твоя мать наконец одумалась и бросила пить, ты была бы героем.

– Конечно, не значит, – ответила Мелисса. – По крайней мере, я на это надеюсь. Разумеется, я поступила нехорошо, но мне ведь было всего двенадцать. Вряд ли из-за одного дурного поступка, да еще в детстве, можно считать кого-то плохим человеком.

– И ничего ты не плохая, – я обнял ее крепче, поцеловал в макушку, – ты лучшая из всех, кого я знаю.

Она чуть улыбнулась.

– Это вряд ли. Но… – она со вздохом положила голову мне на грудь, – я стараюсь по мере сил помогать людям. Чем могу. – И Леону: – Твоя очередь.

После такого он вряд ли откажется. А Мелисса в который раз поразила меня. Наверняка она недоумевала, чего я добиваюсь, не говоря уж о том, что с самого начала не одобряла эту мою затею, но тем не менее встала за меня грудью. От всего сердца.

– Ладно, – помолчав, сказал Леон, стиснул еще раз ее ладонь, отстранился и прислонился к стене, так что лицо его оказалось в тени. – Помните, в Амстердаме я встречался с парнем, которого звали Йохан?

– Да, – соврал я. У Леона вечно кто-то был, всегда год-другой от силы, я давно сбился со счета.

– Я помню, – сказала Сюзанна. – Что там случилось? Я думала, у вас все серьезно.

– Так и было. Мы даже собирались пожениться. А потом в один прекрасный день, когда Йохан был на работе, я собрал его вещи, выставил за дверь с запиской, что между нами все кончено, и сменил замок.

– Почему? – Сюзанна лежала на спине, в волосах у нее запутались опавшие листья, глаза блестели в холодном лунном свете. – Что он сделал?

– Ничего. Он мне не изменял, не бил, даже голос на меня не повышал. Он был замечательный, я был от него без ума, а он – от меня.

– Тогда почему?

– Потому что мы в любом случае разошлись бы, – пояснил Леон. – Заткнись, Тоби, я не преувеличиваю, я констатирую факт: рано или поздно все кончится, неважно из-за чего – равнодушия, ссор, измен, или потому что вы состаритесь и умрете, – но отношения не длятся вечно. Уж не обижайтесь. – Он обвел нас унылым взглядом, ломая в пальцах сигарету. – До Йохана меня это не волновало. Мне это даже нравилось. Типа, если я облажаюсь и все испорчу, ну и хрен с ним, ничто не вечно. Это же не пирамиды бульдозером крошить. Всегда можно начать заново, но уже в другом месте.