— Почему вы так решили? — приподнял брови министр, Вера развела руками:

— Очень просто. Он сказал, что чтобы влюбиться, надо себе это позволить. Якобы если не позволишь, то симпатия не перерастёт в любовь.

— Ну, это тоже мнение, — хмыкнул министр. — А что вам не понравилось?

— Это ерунда, — тепло усмехнулась Вера, — если бы хоть раз любил, он бы это знал. Любовь — королевский подарок, от которого нельзя отказаться. Нравится он или нет, его всё равно принимают с поклоном.

Министр резко перестал улыбаться, Вера заметила и вопросительно приподняла брови, он изобразил насмешливую улыбку:

— Даже королевской милости можно избежать, если грамотно уклоняться от монаршего внимания.

— Любовь не подчиняется логике, — качнула головой Вера, — нельзя её заметить издалека и уклониться, предсказав её поведение. Она как выпущенная из неизвестности пуля — если коснулась, то уже точно пробьёт. Это происходит быстрее, чем успеваешь сообразить, если чувствуешь её присутствие, значит она своё дело уже сделала, она уже внутри. Она может чиркнуть краем, может пройти навылет или застрять внутри, можно попытаться бороться с её последствиями — шить, бинтовать, обезболивать, ковырять рану в попытках вытащить. Но это всё — борьба с симптомами, а не с ней самой, с ней невозможно бороться. Если она пришла, то последствия её визита будут ощущаться ещё долго.

Министр приподнял брови и чуть кивнул, не соглашаясь, а как бы просто признавая её право на мнение. Они подошли к знакомому парадному входу, он достал ключи и открыл, они в тишине поднялись на третий этаж. Едва войдя, Вера увидела гору кастрюль на письменном столе, сняла куртку, потом секунду подумала и юбку-шатёр тоже стащила, кое-как сложила и бросила в кресло. Сменила ботинки на босоножки и обернулась к министру, подпирающему стену у двери:

— Чай?

Он чуть улыбнулся, она жадно смотрела на него, пытаясь впитать и запомнить эту улыбку, озарений больше не было, но она не бросала попыток докопаться. Министр прошёл вместе с ней, Вера поставила чайник, перетащила кастрюли в кухню, нырнула в холодильник, выбирая фрукты. Стала их мыть, потом попыталась порезать и в который раз распсиховалась из-за тупого ножа. Ломтики получались кривые, у неё все руки были в соке, чайник уже начинал закипать, а Вера до сих пор пилила яблоки. С нервным выдохом у неё сорвалось:

— Боже, как же меня это задрало…

— Я могу считать это молитвой? — иронично фыркнул за спиной министр, Вера обернулась и язвительно пропела:

— А что, вы можете божественной силой призвать точильный камень?

— Я могу дать вам другой нож, — усмехнулся он, Вера поморщилась, возвращаясь к рубке яблока:

— Мне этот нравится, у него ручка удобная, его просто надо наточить. Я всю кухню перевернула в поисках точилки, даже попыталась о дно кружки точить — ни хрена, тут нужна другая керамика. — Она опять рубанула яблоко, забрызгав соком полстола, махнула рукой и отложила это нервное занятие. Ещё раз вымыла руки и стала наливать чай, поставила на стол тарелку с фруктами и чашки, села, подперев щеки ладонями и всё ещё пребывая в раздражении из-за ножа. Министр молчал, рассматривая дольки яблок и персиков, а Вера в это время рассматривала его.

«Наполовину цыньянец. И сам сказал, что полукровок здесь не любят. Ничего не говорил про семью, но когда заподозрил, что я выспрашивала об этом у короля, пришёл в ярость. Называл себя незаконнорожденным, но при этом цитировал отца.

Кто вы, господин мой чересчур загадочный министр?

А есть ли мне разница?»

Она чуть улыбнулась и встала налить чай, подала ему чашку, взяла свою, задумалась, на какое-то время уйдя в себя, а когда очнулась, встретилась с ним взглядом и смутилась. Глаза они отвели одновременно, Вера поспешила занять руки, потянувшись за персиком, министр наблюдал за ней со странной улыбкой, потом тихо спросил:

— Так у вас ничего нет с Бартом?

Она улыбнулась и медленно качнула головой:

— Всё его «нравится» — не более, чем оптическая иллюзия, — она указала небрежным жестом на своё лицо, он понял, но добавил:

— Всё равно, это выглядит странно — он вас постоянно обнимает, как будто вы родственники. Хотя у нас даже родственники так не ведут себя на людях, это неприлично.

— Я не знаю, — пожала плечами Вера. — В моём мире — прилично, у нас запросто обнимаются даже с незнакомыми людьми. Я как-то участвовала во флеш-мобе с бесплатными обнимашками в аэропорту, это такой заряд позитива, не передать!

— Что это? — заинтересованно улыбнулся министр, — по порядку, пожалуйста.

— Уф-ф, — Вера потёрла шею, готовясь к лекции. — Флеш-моб — что-то вроде уличных выступлений непрофессионального театра, бесплатно, просто ради веселья. Аэропорт — как речной или морской порт, только вместо кораблей самолёты, возят пассажиров по воздуху. Бесплатные обнимашки… это сложно, — она смущенно хохотнула, пытаясь собраться с мыслями. — Короче, в аэропорту есть зал прибытия, куда выходят люди, которые только что прилетели. Самолёт — дорогое удовольствие, поэтому им пользуются редко и на большие расстояния, лететь долго, иногда пять-десять часов, к тому же, некоторые плохо переносят полёты, у них по полдня отходняки. Поэтому их встречают родственники или друзья, которые их отвозят домой, естественно, все рады друг друга видеть, поцелуи-объятия-слёзы, все дела. Но, — она отпила чая и накрыла чашку ладонью, грея руки, — встречают не всех. Кто-то прилетел просто по работе, чьи-то родственники опоздали или не смогли, ситуации бывают разные. И получается, что в этом зале прибытия, в атмосфере всеобщей радости, находится уставший одинокий человек, которого никто не рад видеть. — Министр слушал так внимательно, что Вере вдруг стало стыдно, что она тратит его время на такую ерунду, она смутилась и опустила глаза, пожимая плечами, — и для этого в аэропорт приезжают люди в весёлой одежде и с позитивным настроением, которые держат над головой табличку с надписью «бесплатные обнимашки» на нескольких языках. К ним подходят все, кто хочет и, — она окончательно смутилась и прикусила губу, пытаясь не улыбаться слишком глупо, — и обнимаются. Просто так. Всё.

Министр потёр висок с таким видом, как будто пытается собрать расползающиеся по швам шаблоны, Вера закрыла рот ладонью и хихикала, он качнул головой и выдохнул:

— Да… Ну, в принципе, это многое объясняет, — отпил чая и взял кривой ломтик яблока. — Наверное, Барт как-то чувствует, что для вас это норма, поэтому и ведёт себя так. У магов восприятие мира… — он неопределённо повёл пальцами в воздухе, — другое. Чтобы это понять, надо быть магом. Причём у Барта это проявляется сильнее, чем у других, — он подозрительно прищурился в пространство, медленно добавил, — он, конечно, говорит всем, что у него слабый дар телепатии, но я в этом сомневаюсь. Он слишком много знает такого, чего знать не должен.

Вера почувствовала, что краснеет, опустила глаза и уткнулась в чашку.

«Интересно, а министру Барт тоже постоянно ездит по ушам по поводу того, что он мне нравится? Ха, они знакомы уже много лет, если мелкий гадёныш каждый день говорит это мне, то ему уж точно. Блин.»