— Я хочу извиниться за этого… идиота. Он не мужчина, раз позволяет себе…

— Не утруждайтесь, — Оборвала его Ремора. Печальные голубые глаза заглянули ему прямо в душу, — Это ничтожество всегда ведет себя подобным образом.

— Вы не должны терпеть это, — Выпалил Рауд.

— А разве я что-то могу? — Прекрасное лицо озарила печальная улыбка, — Я его пленница. Он может даже убить меня, если захочет.

Судя по выражению ее лица, принцесса не преувеличивала. Но как они вообще допустили подобное? Куда смотрел ее брат, допустив к власти какую-то свинью!?

— Я… могу чем-то помочь вам? — Рауд и сам не знал, зачем он это говорит. За этой женщиной он бы действительно пошел на край света из-за одной только ее красоты, но какой из него, к чертям, помощник!?

— Разве что столкнуть меня с крыши, — Пробормотала себе под нос Ремора.

С этими словами она развернулась и ушла.

*

— Ты безумна! — Тейвон понимал, что этими словами он не достучится до Ингерды, но все равно не оставлял попыток пробудить в ней хоть крупицу разума.

Она даже не обернулась на его голос, а лишь по-прежнему продолжала медленно спускаться по узкой, выдолбленной прямо в камне лестнице. Тейвон шел за ней следом, не переставая смотреть себе под ноги — за долгие столетия ступени успели потрескаться и раскрошиться, а босые ступни в любой момент могли наступить на острый камень.

Ему должно быть все равно, что станет с его ногами и сколько ран он сегодня получит, но Тейвон не хотел чувствовать еще и боль физическую — ему вполне хватало того, что творилось сейчас в душе.

Это он приговорил их с Реморой к смерти — своей трусостью и глупостью. Настоящий король давно бы придумал, как спастись из этой западни, а Тейвон утягивал их с сестрой все глубже на дно. Теперь он уже ничего не мог изменить — он не сомневался, что Реморе не дадут прожить и нескольких дней после его смерти, а до смерти этой в лучшем случае оставался час.

Возможно, со стороны могло показаться, что он смирился легко и быстро, но на самом деле Тейвон просто не знал, как всему этому противостоять. Если бы у него был хоть кто-то…

Он многое бы отдал за то, чтобы просто поговорить со своим ветувьяром — вместе с ним они бы точно что-то придумали. А по отдельности…

Они оба потерпели поражение.

Сегодня ему вновь напомнили, что он узник — Тейвон и сам не знал зачем, но его заковали в цепи, словно он представлял какую-то опасность. Сейчас он шел по лестнице в подземелье, безоружный, босой, с накинутым на плечи плащом, что прикрывал его наготу, окруженный хидьясскими наемниками, и гремел цепью кандалов на руках. Видимо, Ингерда думала, что он захочет как-то помешать ее замыслам — а именно этому странному обряду, в котором сама “королева” почему-то не сомневалась.

Тейвон не подозревал, что этот обряд из себя представляет, но знал, что живым из этого подземелья ему не выбраться. Оставалось только надеяться, что смерть его будет не слишком постыдной и не особо болезненной, чтобы не мучаться.

Чем ниже они спускались, тем холоднее становился отсыревший воздух — кожа Тейвона покрылась мурашками под тканью плаща, казалось, еще чуть-чуть, и у него перестает зуб на зуб попадать от холода. Ингерда была в таком же одеянии, но вряд ли ей было так же зябко, как Тейвону — по крайней мере, она не дрожала.

Он и не знал, что под зданием монастыря располагались такие разветвленные коридоры с потайными дверями и лестницами, поэтому, когда ступени наконец-то закончились и привели их к пещере, что высотой превосходила здешний парадный зал, Тейвон потерял дар речи.

Раньше он не верил, природа может сотворить такое — здесь, под замком, протекала дивной красоты подземная река. К воде вели все те же древние ступеньки, а чуть повыше над берегом монахи вколотили в землю шесты с огромными, почти в человеческий рост, факелами. Сейчас они пылали во всю мощь, и отсветы пламени отражались в тихой серебряной воде. Вокруг факелов были расставлены чаши и кубки с водой, которая казалась красной из-за огня. Эта картина казалась бы сказочной, если бы Тейвон не знал, что здесь ему придется умереть.

На каменном возвышении, словно на постаменте, их уже ждали двое — глава ордена Двух Лиц Нэриус и его монах, ничем не примечательный мужчина где-то в годах Тейвона. В руках у Нэриуса был какой-то свиток, который он протянул Ингерде, едва она поднялась к нему. Самозванная королева пробежалась глазами по тексту и ответила церковникам довольной улыбкой.

*

Окажись сейчас Ланфорд в своем родном теле, его бросило бы сначала в жар, потом в холодный пот, сердце заколотилось бы как бешеное, а тело испытало бы небывалый прилив ярости и сил. Рядом были ветувьяры — причем, сразу двое.

Его естество камарила требовало выхода даже сейчас, хотя он не испытывал и крупицы того возбуждения, которое было свойственно орденским убийцам, чья кровь была заговорена реагировать на двуликих демонов. Он стоял рядом с Нэриусом, пока к ним приближалась богомерзкая демоница, и едва сдерживался, чтобы не выхватить кинжал и не вонзить его ей в сердце.

И все-таки Ланфорд не мог отрицать, что женщиной она была красивой. Гибкая, стройная, темноволосая, с пронзительным взглядом темных глаз. Хвала богам, она не взглянула на камарила даже мельком — все ее внимание занимал свиток с переводом Геллиуса.

Этому еретику Ланфорд не доверял ни на секунду, но Нэриус принял его перевод и даже приказал пока оставить его в живых — видимо, на случай, если во время обряда что-то пойдет не так.

Переводом осталась довольна и демоница — она сдержанно улыбнулась и, забрав свиток, направилась вниз, где ее ожидали хидьяссцы и другой двуликий демон.

Бывший король Кирации.

Его природа тоже не обидела — для мужчины он был даже слишком красив, напомнив Ланфорду полковника Мейола, который со своей миловидной мордашкой и светлыми волосами вполне мог бы сойти за младшего брата Тейвона Кастиллона.

Демон был закован в цепи, и с обеих сторон его охраняли хидьяссцы — неужели, он все еще пытался сопротивляться? В это верилось с трудом: на вид он казался совершенно раздавленным — плечи опущены, глаза смотрят в землю.

Он даже не сопротивлялся, когда ветувьярская королева подошла к нему и одним движением сдернула с него плащ, оставив демона совершенно голым. Впрочем,