Сахра — так называлась пустыня. Бросовая земля на юге, царство арави — арабов, странников дикого края.

Но человек, который привел Мирей сюда, не принадлежал к их племени. У Шахина была светлая кожа, глаза и волосы цвета старой бронзы. Его народ говорил на языке древних берберов и правил этой пустыней больше пяти тысяч лет. Они пришли, рассказывал Шахин, с Атласских гор и Эргов — столовых гор, протянувшихся между Атласом и пустыней. Эта цепь плоских скал на местном языке звалась Арег — Дюна. Ее жители называли себя ту-ареги — люди Дюны. Туареги знали тайну, такую же древнюю, как они сами, тайну, похороненную в песках времени. Именно на поиски этого сокровенного знания Мирей отправилась много месяцев назад. И вот теперь, преодолев сотни и сотни километров, она пришла к его истокам. Минул всего месяц с тех пор, как они с Летицией бежали в известную лишь немногим бухточку на берегах Корсики.

Там Мирей наняла маленькую рыбацкую лодку, которая доставила ее через бурные воды зимнего Средиземного моря к берегам Северной Африки, где на пристани Дар-эль-Бейда ее ждал проводник по имени Шахин — Сокол. Он должен был сопроводить Мирей в Магриб. Мужчина был одет в черный балахон, лицо его закрывала двойная вуаль цвета индиго, благодаря которой он оставался невидимым для людей, но сам видел всех. Шахин был одним из «людей индиго», в этих таинственных племенах ахагаров все мужчины носили вуали, которые защищали их от ветров пустыни и придавали коже синеватый оттенок. Кочевники называли их магрибами, то есть магами, хранителями священных тайн Магриба — страны заката. Они знали, где спрятан ключ к шахматам Монглана.

Потому Летиция с матерью и отправили Мирей в Африку, потому она не побоялась зимой пересечь Высокий Атлас — пятьсот километров снежных буранов и коварных расщелин. Когда Мирей разгадает загадку шахмат Монглана, она станет единственным человеком в мире, кто прикасался к фигурам и в то же время знает ключ к их тайне.

Тайна ждала своего часа не под камнем в пустыне, не в библиотечной пыли. Тайна жила в сказаниях кочевников. Передаваясь из уст в уста, она взлетала над песками пустыни вместе с искрами костров и исчезала в темноте ночи. Тайна была скрыта в звуках самой пустыни, в сказаниях народов, которые ее населяли, в шепоте скал и камней.

Шахин лежал на животе в укрытой кустарником яме, которую они вместе с Мирей вырыли в песке. Над их головами медленно кружил сокол, нарезая круг за кругом в попытках увидеть, как шелохнутся кусты. Рядом с Шахином, затаив дыхание, скорчилась Мирей. Ей хорошо был виден точеный профиль ее компаньона: его длинный тонкий нос был таким же крючковатым, как клюв сокола-сапсана, в честь которого его назвали. Глаза жителя пустыни были светло-желтыми, Уголки рта всегда смотрели книзу. Волосы он заплетал в косу, а поверх нее носил головной платок, свернутый мягкими складками. От своего традиционного черного одеяния Шахин отказался, теперь на нем, как и на Мирей, была мягкая джеллаба из шерсти, выкрашенной в красно-коричневый, как пески пустыни, цвет. Сокол, который кружил высоко в небе, не мог увидеть их на фоне песков и кустарников.

— Это гурр, сокол Сакра, — прошептал Шахин. — Он не такой быстрый и хищный, как сапсан, но зато сообразительней и зорче. Он станет для тебя хорошей птицей.

Прежде чем они пересекут по кромке Большого Восточного Эрга самую широкую полосу самых высоких дюн на земле, Эз-Земул Эль-Акбар, объяснил Шахин Мирей, она должна поймать и приручить сокола. Это было важно не только для того, чтобы туареги, чьи женщины охотились и решали дела племени наравне с мужчинами, приняли ее, но и для того, чтобы выжить в пустыне.

Перед ними лежало пятнадцать, а то и двадцать дней пути по дюнам, где днем царил зной, а ночью — холод. Впереди, насколько хватал глаз, простирались лишь темно-красные пески, по которым верблюды, как их ни погоняй, не делают больше полутора километров в час. В Кхардае они закупили провизию: кофе, муку, мед, финики, мешки вонючей вяленой сардины для верблюдов. Однако теперь, когда путешественники миновали солончаки и каменистую Хаммаду с ее последними умирающими оазисами, запасы подошли к концу. Им придется охотиться, чтобы добывать себе пропитание. Но ни одно живое существо не обладает такой выносливостью, таким зорким зрением, упорством и охотничьим азартом, чтобы охотиться в этих диких и бесплодных землях, — ни одно, кроме сокола.

Мирей наблюдала, как сокол кружит над ними в горячем мареве пустыни. Казалось, птица парит, не прилагая никаких усилий, чтобы удержаться в воздухе. Шахин залез в свою сумку и вытащил оттуда ручного голубя, которого они взяли с собой. Он привязал к его лапке длинную нить, свободный конец ее придавил коленом и подбросил птицу в воздух. Голубь тяжело забил крыльями, набирая высоту. Сокол тут же заметил добычу и на миг будто завис в воздухе, примеряясь перед атакой. В следующее мгновение он молнией метнулся к обреченному голубю и схватил его. Обе птицы упали на землю, во все стороны полетели перья.

Мирей двинулась было вперед, но Шахин мягко удержал ее. — Дай ему попробовать крови, — прошептал он. — Ее вкус притупляет память и бдительность.

Сокол вцепился в голубя, а Шахин медленно потянул нить на себя. Сокол взлетел, но снова приземлился на песок, озадаченно уставившись на добычу. Шахин снова потянул нить, и мертвый голубь будто бы сам собой пополз по песку. Как и предсказал охотник, сокол быстро оставил сомнения и снова принялся рвать теплую плоть.

— Подберись как можно ближе, — прошептал Шахин девушке. — Когда будешь в метре от него, хватай за лапу.

Мирей взглянула на него как на сумасшедшего, но покорно подползла к краю кустарника и изготовилась, чтобы прыгнуть. Сердце ее билось все чаще по мере того, как Шахин все ближе и ближе подтягивал к ней голубя-приманку. Через некоторое время сокол оказался в нескольких шагах от девушки. Он по-прежнему не замечал ее, увлеченно терзая добычу. Шахин легонько постучал Мирей по руке. Не медля больше ни секунды, она выскочила из-за куста и ухватила птицу за лапу. Сокол забил крыльями, заклекотал, его острый клюв вонзился девушке в руку.

Но Шахин мгновенно оказался рядом с ней, отработанным движением схватил птицу, надел соколу на голову кожаный колпачок, опутал лапы шелковыми силками и привязал к кожаной ленте на левом запястье девушки.

Правое запястье Мирей обильно кровоточило, когда клюв сокола вонзился в руку, красные брызги попали ей на лицо и на волосы. Поцокав языком, Шахин оторвал от одежды кусок муслина и обмотал ей руку там, где сокол вырвал кусок плоти. Клюв птицы ударил в опасной близости от артерии.

— Ты поймала его и теперь сможешь прокормиться, — произнес охотник с кривой усмешкой. — Хотя пока что он едва

не съел тебя саму.

Взяв ее за перевязанную руку, он положил ее на сокола, который сидел на другой ее руке не шевелясь.

— Погладь его, — сказал Шахин. — Дай ему почувствовать, кто хозяин. Обычно требуется луна и еще три четверти луны, чтобы приручить гурра. Однако если ты живешь с ним, ешь с ним, гладишь его, разговариваешь с ним, даже спишь рядом — он будет твоим к новолунию. Какое имя ты дашь ему, чтобы он запомнил его?