Мирей с гордостью взглянула на пойманное ею дикое создание, которое теперь дрожало на ее руке. На какой-то момент она даже забыла о боли в раненом запястье.

— Шарло, — сказала она, — маленький Карл. Я поймала маленького небесного Карла Великого.

Шахин, не произнося ни слова, наблюдал за ней своими желтыми глазами, затем неторопливо одернул на лице синюю вуаль. Теперь она закрывала лишь нижнюю часть его лица, и, когда он заговорил, легкая материя затрепетала от его дыхания.

— Сегодня вечером мы наложим на него твою метку, тогда он будет признавать лишь тебя одну.

— Мою метку? — удивленно спросила Мирей.

Шахин снял с пальца перстень и вложил его девушке в руку. Она посмотрела на него. Это было массивное золотое кольцо с выгравированной на печатке цифрой «8».

Не говоря ни слова, девушка последовала за Шахином вниз с крутого обрыва, туда, где их поджидали верблюды. Охотник поставил колено на седло, верблюд одним движением встал на ноги и поднял седока, словно пушинку. Мирей последовала примеру Шахина, держа на отлете левую руку с соколом на запястье, и они продолжили путь через кроваво-красные лески.

Угли в костре уже догорали, когда Шахин вдруг наклонился и положил на них перстень. Этот человек мало говорил и редко улыбался. За месяц их путешествия Мирей не так уж много удалось узнать о своем проводнике. Их главной заботой было выжить, на прочее просто не оставалось сил. Она была уверена только в одном: они достигнут Ахаггара — лавовых гор, которые служили домом для кель-джанет-туарег, — до того, как родится ее дитя.

Шахин предпочитал не говорить на другие темы, а на расспросы девушки отвечал только: «Скоро сама увидишь».

Она была сильно удивлена, когда он вдруг снял свою вуаль и заговорил, не отводя глаз от перстня, вбирающего в себя жар углей.

— Ты из тех, которых мы называем «таиб». Ты лишь раз познала мужчину и теперь носишь его ребенка. Ты наверняка заметила, как смотрели на тебя люди, когда мы останавливались в Кхардае. Среди местных жителей бытует поверье, что семь тысяч лет назад с востока пришла женщина. Она прошла в одиночку тысячи километров по солончакам, пока не наткнулась на племя кель-рела-туарег. Ее собственный народ изгнал ее за то, что она ждала ребенка. Волосы ее цветом напоминали песок пустыни, как твои. Женщину звали Дайя, что в переводе означает «источник вод». Она нашла убежище в пустыне. Ее дитя родилось в пещере, и в тот день, когда оно появилось на свет, из скалы в пещере забил родник. Тот ключ и по сей день бьет в пещере Кхар-Дайя — святилище Дайи, богини родников и источников.

Выходит, подумала Мирей, что Кхардая — селение, где они останавливались, чтобы поменять верблюдов и пополнить запасы провианта, — названо в честь странной богини Кар, так же как и Карфаген. Может быть, легенды о Дайе и Дидоне говорят об одной и той же женщине?

— К чему ты рассказал мне об этом? — спросила Мирей, глядя на огонь и поглаживая Шарло, сидевшего у нее на руке.

— В священных текстах говорится, что однажды Наби, или Пророчица, придет из-за Бахр-эль-Азрак — Лазурного моря. Калим — это тот, кто говорит с духами, кто следует по пути сокровенного знания Тарикат. Этот человек будет зааром — тем, у кого белая кожа, синие глаза и рыжие волосы. Мой народ верит в это пророчество, потому-то все и смотрят на тебя.

— Но я же не мужчина! — воскликнула Мирей, глядя на него. — Мои глаза зеленые, а вовсе не синие.

— Я говорю не о тебе, — сказал Шахин.

Склонившись над затухающим костром, он достал свой длинный нож с узким лезвием и выкатил раскаленный перстень на песок.

— Тот, кого мы ждем, — это твой сын. Он родится перед ликом богини, как и сказано в пророчестве.

Мирей не стала спрашивать, откуда он знает, что ее неродившееся дитя — мальчик. В ее голове теснились тысячи мыслей. Шахин между тем заворачивал раскаленный перстень в лоскут кожи. Девушка стала думать о ребенке в своем чреве. Она была на шестом месяце беременности и уже чувствовала, как он шевелится внутри ее. Каково будет ему, когда он родится в этом пустынном диком месте, вдали от собственного народа? Почему Шахин полагает, что он именно тот, кому суждено исполнить предсказание? Зачем Шахин рассказал ей историю о Дайе и что общего имеет эта легенда с тайной, ради которой Мирей пустилась в путешествие? Тут Шахин вручил ей завернутый в кожу перстень, и она прогнала эти мысли из головы.

— Дотронься им быстро до клюва птицы, постарайся прижать его посильней, — учил он. — Ему не будет больно, но он; запомнит…

Мирей посмотрела на нахохлившегося сокола, который доверчиво сидел у нее на запястье, впившись когтями в толстую кожу повязки. Клюв был раскрыт. Девушка подняла было перстень, но вдруг остановилась.

— Не могу…— проговорила она.

Кольцо светилось красноватым светом в прохладе ночи.

— Ты должна, — сухо произнес Шахин. — Если у тебя не хватает духа заклеймить птицу, как у тебя достанет решимости убить человека?

— Убить человека? — переспросила девушка. — Никогда! На лице Шахина появилась улыбка, глаза его засветились странным золотистым огнем. Бедуины правы, подумала Мирей, когда утверждают, что в улыбке есть нечто ужасное.

— Не говори мне, что ты не сможешь убить этого человека. — Голос Шахина стал мягким. — Ты знаешь, о ком я. Его имя ты произносишь во сне каждую ночь. Я чувствую, как от тебя исходит запах мести. Так в пустыне можно по запаху найти воду. Месть — вот что привело тебя сюда, вот что заставляет цепляться за жизнь.

— Нет, — ответила девушка, но внезапно почувствовала, как глаза наливаются слезами, а пальцы сами собой стискивают перстень. — Я пришла сюда, чтобы раскрыть тайну. Ты отлично знаешь об этом. Вместо того чтобы помочь, ты рассказываешь мне какие-то мифы о рыжеволосой женщине, которая умерла тысячи лет…

— Я не говорил, что она умерла, — резко перебил девушку Шахин. На его лице ничего нельзя было прочесть. — Она живет в пении песков пустыни, ее речи — слова древних сказаний. Легенда гласит, что ее гибель тронула сердца богов и они превратили Дайго в живой камень. Восемь тысяч лет она ждала тебя, ибо твоими руками свершится ее возмездие. Ты и твой сын исполните предначертание.

«Я восстану, как птица Феникс из пепла, в день, когда камни запоют… и пески пустыни восплачут кровавыми слезами… и этот день станет для всего земного днем воздаяния».

Мирей словно услышала вновь слова Летиции и ответ аббатисы: «В шахматах Монглана сокрыт ключ, который отомкнет немые уста Природы, и боги заговорят».

Она взглянула на пески, бледно-розовые в свете костра, они словно струились под звездным небом. В руке у девушки был раскаленный золотой перстень. Пробормотав соколу что-то ласковое, она сделала глубокий вдох и прижала раскаленный металл к клюву птицы. Сокол дернулся и задрожал, но не сдвинулся с места, пока запах паленой кости не достиг ноздрей птицы. На Мирей накатила дурнота, и девушка бросила перстень на песок. Она принялась гладить птицу по спине и крыльям, ерошить мягкие перышки. На клюве сокола теперь виднелась четкая восьмерка.