Официальные казачьи органы вынуждены были в спешном порядке приступить к организации добровольческих отрядов. Основная ставка при этом делалась на привлечение офицеров, которые составили их основной контингент [99], юнкеров и учащейся молодежи (гимназистов, реалистов, семинаристов) [100]. Первоначально Дутову удалось сформировать всего четыре небольших партизанских отряда, насчитывавших в общей сложности всего до 200 чел. [101]. Спустя некоторое время приток добровольцев увеличился. К концу декабря в распоряжении атамана было 2–2,5 тыс. чел. [102]. Причем это были реальные боевые силы, костяк которых составляли офицеры. Одновременно продолжалась работа по формированию казачьих станичных дружин. И хотя в различных станицах этот процесс шел далеко не одинаково, в одних дружины образовывались весьма активно, а в других работа по их созданию практически не проводилась, внешне дело представлялось довольно неплохо. По официальным сведениям войсковых органов, эти дружины насчитывали от 7 до 8 тыс. казаков [103]. Но их боеспособность и даже общая организация находились на очень низком уровне. Как отмечали очевидцы, «большинство дружин на фронт не выступало и никакого участия в боевых действиях с большевиками не принимало, часть дружин так и не закончила своего формирования: сегодня собирались, завтра расходились» [104]. Поэтому приводимые исследователями данные о том, что в это время у атамана Дутова было около 7 тыс. чел. [105], отражают формальную, а не фактическую сторону дела. Сам руководитель советскими силами комиссар Кобозев в одном из своих сообщений в Народный комиссариат по военным делам указывал: «...силы неприятеля не превышают двух тысяч» [106]. При этом он также отмечал наличие в дутовских отрядах «детей – гимназистов, реалистов и кадетов» [107]. Как видим, социальный состав местных боевых антисоветских сил был почти таким же, как и на Дону и Кубани. Определенным отличием было то, что в Оренбургском войске наблюдалось формирование по приказу атамана в целом ряде станиц вооруженных дружин, состоявших в основном из числа казаков-«стариков» или, как их называли тогда в Оренбуржье и Сибири, бородачей. И хотя эти дружины не сыграли какой-либо значительной роли, сам факт их образования свидетельствовал об определенной поддержке частью станичного казачества атамана и войскового правительства.

В Астраханском войске, где соотношение вооруженных сил было явно в пользу советской власти, отмечались свои особенности в социальном составе и тактике действий противоборствующих сторон. Руководство антисоветских сил продолжало формировать добровольческие отряды. Причем самой деятельности старались придать скрытую форму. В эти отряды вступали главным образом армейские и казачьи офицеры. Но преобладание первых было более чем очевидно. В то же время в добровольческие отряды здесь вступали и казаки, как станичники-«старики», так и фронтовики, а также часть местных калмыков [108]. К ним примкнула и находившаяся на территории войска сотня уральских казаков [109]. Специфика социального состава антисоветских сил в Астраханском войске, таким образом, заключалась и в присутствии в них казаков, станичников и фронтовиков, причем доля последних при соотношении с общей численностью казачества была гораздо более значительной, чем на Дону, Кубани и в Оренбуржье, и в преобладании среди офицеров-добровольцев неказаков, и в наличии калмыцких формирований.

В Забайкальском войске в силу целого ряда причин (особенностей внутриполитической обстановки, довольно значительного распространения среди местного населения, в том числе и казачьего, пробольшевистских настроений, наличия просоветских вооруженных сил, разгрома отрядов атамана Семенова) организованные антисоветские силы отсутствовали. Но бежавшие за пределы войска атаман и представители войсковой администрации развернули бурную деятельность по формированию добровольческих отрядов в зоне отчуждения КВЖД. Здесь, помимо самого большого отряда атамана Семенова, стали образовываться и отряды казачьих офицеров Плешкова, Орлова, Калмыкова [110]. Общая численность этих антисоветских формирований составляла всего лишь несколько сотен бойцов. Среди них были офицеры, юнкера и кадеты [111].

Главные силы сторонников и противников советской власти в Амурском войске находились в его административном центре г. Благовещенске. Местные советские органы располагали слабо организованными отрядами Красной гвардии численностью до 500 чел., революционно настроенными солдатами артиллерийского дивизиона, 303-й Вятской пешей дружины и отрядом моряков Амурской военной флотилии, насчитывавшим 75 чел. [112].

Атаман Гамов, войсковое правление и тесно сотрудничавшая с ними Благовещенская городская дума опирались на отряды так называемой гражданской милиции, являвшиеся фактически добровольческими белогвардейскими формированиями, и местные отряды самообороны, образованные в каждом районе города и подчинявшиеся соответствующим районным штабам, а через них непосредственно атаману [113]. Во все эти отряды входили главным образом офицеры, учащаяся молодежь, небольшая часть горожан. После поражения антисоветского выступления в г. Иркутске значительная часть его участников, в основном офицеры и юнкера, перебираются в г. Благовещенск и усиливает, особенно в качественном отношении, местные антисоветские силы. Помимо них также в декабре сюда из Хабаровска прибывает Краевое бюро земств и городов Дальнего Востока и его немногочисленные сторонники [114]. Кроме всех этих сил атаман Гамов и правление в определенной мере могли рассчитывать и на содействие находившихся в городе под видом служащих различных коммерческих структур весьма многочисленных японских «резидентов», осевших здесь в рамках организованной японским генштабом после Русско-японской войны военно-стратегической эмиграции на Дальнем Востоке и в Сибири. Организационно они входили в местное Общество черного дракона, деятельность которого финансировалась японским военным министерством. До 300 этих «резидентов» вступило в гражданскую милицию [115]. Общая численность антибольшевистских сил составляла порядка двух-трех тысяч человек и медленно, но неуклонно возрастала. По некоторым данным, в начале 1918 года она достигла 5 тыс. чел. [116].

Но участие амурских казаков в этих добровольческих отрядах было очень незначительным. Это объяснялось не только его общей малочисленностью и неприбытием фронтовиков в область, но еще и тем обстоятельством, что основным центром военно-политического противостояния противников и сторонников советской власти являлся г. Благовещенск. Население же разбросанных на значительном расстоянии казачьих станиц в отряды не вступало и не желало включаться в начавшееся противоборство.

Как видим, развернувшаяся на территориях казачьих войск в конце 1917 – начале 1918 года вооруженная борьба имела много особенностей как общего характера, так и частного, обусловленных спецификой ситуации и позициями казаков в каждом конкретном войске.

Попытки атаманов и войсковых правительств (правлений), за исключением казачьих органов власти Уральского (Яицкого) войска, превратить казачьи области страны в серьезные антисоветские базы, практически во всех казачьих войсках, в том числе в Донском, Оренбургском и Кубанском, не достигли желаемого результата. Социальная база антисоветских движений здесь осталась довольно непрочной, поскольку подавляющее большинство казачества заняло специфическую позицию вооруженного нейтралитета и отказалось от их поддержки. Политика правящих казачьих структур вызывала растущее недовольство в казачьей среде. А незначительная часть радикально настроенных казаков, прежде всего из числа фронтовиков, заявила об осуждении политики войсковых атаманов и правительств и высказалась за урегулирование отношений с СНК путем мирных переговоров. В то же время убежденных идейных сторонников власти Советов даже среди них в то время практически не было.