Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда шум мотора становился достаточно громким, я пыталась шепотом завязать разговор с Саулом – все что угодно, чтобы развеять тоску, все что угодно, чтобы отвлечь свой разум от бесконечного прокручивания кошмарных перспектив. Порой он что-то мычал в ответ, но в основном вообще не реагировал.
У меня сложилось впечатление, что он много спал или, возможно, полностью погрузился в воспоминания о той ночи. Саул находился в самом тяжелом состоянии, усиленном совершенной темнотой и теснотой, в которой мы оказались, как в ловушке. В конце концов я смирилась с его нежеланием говорить, допуская, что он измотан до такой степени, что просто не в состоянии сказать ни слова. Иногда он потихоньку плакал, и поначалу меня это раздражало, однако вскоре я поняла: гораздо хуже, когда он замолкает. Потому что в такие моменты я ощущала удушающую тревогу, что он умер, и я, заключенная в деревянном гробу, продолжаю дышать рядом с истощенным трупом. Затаив дыхание, я пыталась уловить движение его груди, просто чтобы убедиться, что он все еще жив. Однако иногда мне требовались часы, чтобы набраться смелости и сделать это, потому что я ясно осознавала последствия. Даже если бы Саул умер, я ничего не смогла бы с этим поделать и торчала бы в этом ящике вместе с ним до нашей следующей остановки. К тому времени запах вокруг нас стал таким густым, что мне казалось, будто я чувствую на губах вкус нашего пота и отходов – другой вид смерти, живая тюрьма нашей жизни.
Я потеряла счет остановкам, поэтому была поражена, когда грузовик встал в очередной раз и в кузове послышался шум шагов. Кто-то перемещал картонные коробки, но без обычных разговоров. Мы с Саулом напряглись, когда шаги приблизились к нам, и не смогли расслабиться, даже когда Якуб тихо позвал:
– Вы оба в порядке? Мы находимся на реке Дон, но нам нужно спешить – я опаздываю в командный центр, куда нужно доставить оставшиеся продукты.
Он помог нам встать на нетвердые ноги и спуститься на землю, потому что наши конечности слишком затекли, чтобы мы смогли сделать это самостоятельно. Наконец Якуб передал нам чемодан и стал перекладывать коробки. Я не сразу смогла понять, что он пытается вытащить из-за груза припасов ящик, в котором мы путешествовали.
– Что ты делаешь?! – ахнула я.
Он взглянул на меня немного растерянно.
– Мне нужно избавиться от ящика и сделать последнюю доставку.
– Избавиться от ящика?!
– Я не могу взять его с собой в командный центр, – негромко объяснил он. – Если кто-то наткнется на него, то очень скоро поймет его предназначение. И со мной будет покончено.
– Но ты уже использовал его однажды. С другим курьером.
– В то время фронт был намного ближе к дому, и отряд Сопротивления прятал ящик, чтобы я мог забрать его на обратном пути. Сейчас мы находимся глубоко на территории, которая раньше была советской, и я просто не знаю никого, кто мог бы подержать его у себя до моего возвращения.
– Но… так много людей нуждаются в твоей помощи. Так много тех, кто…
– Мертвый я буду не очень-то им полезен, согласна? – достаточно спокойно прервал меня Якуб. – Я сколотил его однажды, смогу сделать это снова. Вам лучше пробираться к реке. Я не знаю, во сколько прибудет ваша лодка. У тебя осталось сколько-нибудь еды?
– Немного, – прошептала я, но мне не хотелось так быстро отказываться от вопроса о ящике. – Может быть, ты мог бы оставить его здесь.
– Возьми это, – сказал Якуб и кинул мне несколько морковок. Я не смогла их поймать, и они рассыпались у моих ног. Я бросилась их собирать. – Попробуй убедить своего друга тоже немного поесть. Похоже, ему понадобится поддержка, когда вы вдвоем двинетесь в путь.
– Но…
Якуб кивнул в сторону леса.
– Ты готова к этому? – тихо спросил он меня. – Знаешь, дальше все будет еще сложнее.
Мы оба посмотрели на Саула, который привалился к дереву. Уже рассвело – мы провели в ящике сутки, и после столь долгого пребывания в удушающем пространстве мой спутник выглядел не слишком вменяемым. Он был худющим, но и я тоже. Я не могла оставить его, я дала Томашу обещание и намеревалась его выполнить. Вот только если Саул не сможет передвигаться самостоятельно, у меня вряд ли хватит физических сил, чтобы тащить его.
– Не знаю, – призналась я.
Якуб смотрел на меня с сочувствием.
– Вперед, девочка. И удачи! – Якуб махнул Саулу, который поднял руку в ответ.
– Спасибо, – ошеломленно прошептала я, подняла чемодан и неуклюже пошла к Саулу. Позади послышался звук падающего на землю ящика, а следом треск раскалывающихся обломков – Якуб уничтожал его. Мои глаза наполнились слезами, но я не могла позволить себе оглянуться назад. Я взяла Саула за руку, отвела поближе к деревьям и помогла сесть на землю. Он подался вперед, уперся локтем в колено и прикрыл глаза ладонью.
Я поспешно выбросила банки с нашими отходами, достала остатки печенья, черствый хлеб и очень небольшой запас воды.
– Тебе нужно немного поесть, – пролепетала я.
Саул открыл глаза. Это выглядело так, словно он очнулся от глубокого, ужасного сна и наконец снова пришел в сознание.
– Алина, – внезапно твердо сказал он.
– Да? – откликнулась я, вздрогнув от неожиданности.
Он наклонил голову в мою сторону и тихо произнес:
– Спасибо.
* * *
Я боялась, что переправа через реку будет тяжелым испытанием, но мы просто сели в маленькую лодку, которой управлял грубоватый старый фермер, и перебрались на другой берег – без драмы, без напряжения, без борьбы. Мы находились в нескольких милях к западу от линии фронта, так что хотя мы и могли слышать обстрелы, они не представляли для нас угрозы. Этот переход стал моментом приятного покоя после самых напряженных двадцати четырех часов в моей жизни. Когда мы переплыли реку и остановились, фермер кивнул в сторону берега. Он не говорил по-польски, и ни Саул, ни я не знали его языка, но мы все равно пробормотали слова благодарности, а затем стали выбираться из лодки. Это вызвало неожиданно бурную реакцию у фермера, который преградил нам путь веслом и начал указывать на чемодан.
– Я думаю, он хочет денег, – прошептал Саул.
Я сунула руку глубоко под одежду, порылась в сумке, достала несколько монет и протянула мужчине,