Уотерхауз поднимает голову и смотрит в пугающе спокойные глаза Еноха Роота.

— Да. Шифровки, — отвечает Уотерхауз. — Не «Энигма».

— Я про другое, — говорит Роот. — Про корень всего зла. — Он пытается взять брусок, но пальцы соскальзывают. Тогда он берется покрепче и отрывает слиток от алтаря. Что-то цепляет его взгляд; он поворачивается к лампочке и сосредоточенно хмурится, как гранильщик алмазов.

— Здесь иероглифы, — говорит Роот.

— Простите?

— Китайские или японские. Нет, китайские — клеймо шанхайского банка. И цифры — проба и серийный номер. — Для миссионера он неожиданно подкован в таких вопросах.

До этой секунды слиток ничего для Уотерхауза не значил — просто образчик химического элемента вроде свинцового грузила или банки с ртутью. Однако мысль, что он может нести информацию, занятна. Просто необходимо встать и поглядеть. Роот прав: на слитке клеймо с маленькими восточными значками. Крохотные грани иероглифов вспыхивают под лампочкой — искры, проскакивающие через пространство между двумя странами Оси.

Роот кладет слиток на алтарь, быстро идет к столу, где лежит всякая канцелярия, берет лист папиросной бумаги и карандаш. Возвращается к алтарю, кладет тонюсенький лист на слиток и возит по нему боковой стороной грифеля, так что бумага чернеет везде, кроме тех мест, где вдавлены иероглифы или цифры. Через несколько секунд у него в руках идеальная копия клейма. Он складывает листок и убирает в карман, а карандаш возвращает на стол.

Уотерхауз давно вернулся к изучению шифровок из сейфа. Все они составлены одним почерком. Из месива в каюте они с Шафто выловили целую кипу разных бумаг, и капитанский почерк Уотерхауз знает; эти листки писал кто-то другой.

Ясно, что зашифрованы они не с помощью «Энигмы». Шифровки «Энигмы» начинаются с двух групп по три буквы в каждой, указывающей, как ставить диски. Ни на одном из листков таких букв нет, значит, использована какая-то другая система. Как у любого современного государства, у Германии уйма шифров, для одних используются книги, для других — машины. В Блетчли-парке взломали большую часть и тех, и других.

Однако поупражняться всегда приятно. Теперь, когда прибыло все подразделение 2702, на свидания с Маргарет рассчитывать не приходится. Шифры на листках — идеальная головоломка, чтобы заполнить зияющую пустоту, оставшуюся после вскрытия сейфа. Уотерхауз тоже заимствует несколько листков бумаги и час или два кропотливо копирует шифры, по два, по три раза проверяя каждую шифргруппу, чтобы не ошибиться.

С одной стороны, это ужасно муторно. С другой — шанс на самом нижнем уровне проштудировать шифртекст. Умение увидеть закономерность в хаосе бесполезно, если прежде не погрузиться в хаос. Если закономерности есть, он их сейчас не увидит. Но, может быть, если цифры пройдут перед глазами и через руку с карандашом, подсознание включится в работу и выдаст подсказку — или само решение — недель этак через несколько, когда он будет бриться или крутить антенну.

Краем сознания он воспринимает, что Чаттан и остальные проснулись. Рядовых и сержантов в Святая Святых не пускают, но лейтенанты столпились вокруг и пялятся на слиток.

— Взламываете шифр? — Чаттан вразвалку подходит к столу. Он держит кружку с кофе двумя руками, чтобы согреть ладони.

— Снимаю копию, — говорит Уотерхауз и, поскольку тоже не чужд некоторой хитрецы, добавляет: — На случай, если оригиналы погибнут при перевозке.

— Очень предусмотрительно, — кивает Чаттан. — Кстати, вы, часом, не припрятали где-нибудь второй слиток?

Уотерхауз давно общается с военными и не ловится на подначку.

— Характер звуков, возникавших при покачивании сейфа, явно указывал на наличие внутри только одного металлического предмета, сэр.

Чаттан, хохотнув, прикладывается к кружке.

— Интересно, удастся ли вам взломать шифр, капитан Уотерхауз. Готов держать пари, что да.

— Спасибо за доверие, но пари явно проигрышное, сэр, — говорит Уотерхауз. — Скорее всего в Блетчли-парке его уже раскололи.

— Почему вы так думаете? — рассеянно спрашивает Чаттан.

Вопрос из уст человека с допуском «Ультра-Мега» настолько глупый, что Уотерхауз теряется.

— Сэр, в Блетчли-парке взломали практически все немецкие военные и правительственные коды.

Чаттан притворно корчит разочарованную гримасу.

— Фи, Уотерхауз, как ненаучно! Вы делаете допущения.

Уотерхауз прокручивает разговор назад, пытаясь понять смысл упрека.

— Вы предполагаете, что шифр может быть не немецкий? Или что он не военный и не правительственный?

— Я лишь предостерегаю вас от допущений, — говорит Чаттан.

Уотерхауз все еще обдумывает услышанное, когда к ним подходит лейтенант Робсон, командир взвода английских десантников.

— Сэр, — говорит он. — Надо бы сообщить в Лондон комбинацию.

— Комбинацию? — тупо переспрашивает Уотерхауз. Вне контекста слово практически ничего ему не говорит.

— Да, сэр, — четко отвечает Робсон. — К сейфу.

— А. — Уотерхауз смутно раздражен вопросом. Чего ради записывать комбинацию, если все нужное для взлома под рукой? Куда лучше иметь алгоритм вскрытия сейфов, чем одно частное решение. — Не помню. Забыл.

— Забыли? — переспрашивает Чаттан. Он делает это ради Робсона, который, похоже, со всей силы прикусил язык. — Может, вы ее записали, прежде чем забыть?

— Нет, — говорит Уотерхауз, — хотя помню, что она состояла исключительно из простых чисел.

— Это сужает круг поиска, — бодро замечает Чаттан. Однако Робсон, похоже, не удовлетворен.

— И состояла из пяти чисел, что занятно, поскольку…

— Пятерка — тоже простое число, — ловит на лету Чаттан. Уотерхаузу приятно, что его командир демонстрирует признаки дорогого и качественного образования.

— Хорошо, — цедит сквозь зубы Робсон. — Так и доложу в Лондон.

Великий визирь Кинакуты ведет их в приемную своего шефа, султана, и оставляет на несколько минут в конце длинного конференц-стола, для изготовления которого истребили несколько видов редких тропических деревьев. Основатели корпорации «Эпифит» наперегонки торопятся сострить по поводу размеров султанского офиса. Новый дворец, куда их привели, выстроен буквой «П» и с трех сторон охватывает экзотический сад вместе с древним и величественным старым дворцом. В конференц-зале десятиметровый потолок; стены, выходящие в сад, целиком стеклянные. Впечатление такое, будто смотришь сквозь стенки террариума на макет древнего восточного дворца. Рэнди не большой знаток архитектуры, и ему решительно не хватает слов. Он мог бы сказать только, что это гибрид Тадж-Махала и храмов Ангкора.

Чтобы попасть сюда, они долго едут по пальмовой аллее, идут через сводчатый мраморный вестибюль, затем их проверяют металлоискателем, усаживают, поят чаем и просят разуться. Слуга в тюрбане поливает им руки теплой розовой водой из узорчатого кувшина, потом они еще с полмили тащатся по мрамору и восточным коврам. Как только за визирской задницей захлопывается дверь, Ави говорит: