— Любовница?

Ответ на этот вопрос застрял у меня в глотке.

— Будьте со мной честны. Алиса, Бога ради! Я же не разнесу ваши слова по всему дворцу!

Надо ли давать ему ответ, который ему хочется услышать? Правдивый ответ? Боже всеблагой! Я почувствовала, как ногти глубоко впиваются в ладони.

Заметив это, Виндзор разжал мои руки, расправил пальцы, мягко спросил:

— Так вы до сих пор любовники?

— Нет! — выкрикнула я, страдая от столь прискорбного упадка сил некогда такого выдающегося во всех отношениях человека. — Больше уже нет…

— Как я и предполагал…

— Он не может… — Мне очень хотелось все объяснить, защитить короля, который был не в состоянии защитить себя сам. Я не смогла бы снести презрительные насмешки над тем, что король утратил былую мужскую силу, которая превращала его в коронованного могучего жеребца. Эдуарду это очень сильно не понравилось бы, заставило бы его страдать. Но ничего объяснять не потребовалось: Виндзор и не думал насмехаться.

— Печальная немощь старости, — заметил он будничным тоном. — Рано или поздно она настигает нас всех. И давно это?

— Два года, чуть больше, может быть, — призналась я.

— Тем не менее вы остаетесь при нем.

— Остаюсь.

— Ради власти, которую это вам приносит? — Взглядом он пронизывал меня насквозь.

— С этим и спорить нельзя, правда? — спросила я с горечью.

— Я полагаю, что вы лучше, чем хотите казаться.

Он напомнил мне Уикхема. Наверное, это хорошо, если сразу двое мужчин считают тебя хоть чуточку лучше, но я не чувствовала никакой радости. Когда все вокруг бросают на тебя косые взгляды, порой и сама начинаешь верить тому, что о тебе говорят. Наверное, я не заслужила того, чтобы жить счастливо. Особенно если взвесить все мои грехи…

— Он нуждается во мне, — твердо сказала я, послав к дьяволу всякую жалость к себе. — И оставить его я не могу. — К моему облегчению, Виндзор не стал переубеждать меня, удовольствовавшись тем, что мы поняли друг друга. — Понимаете, он меня любит, — продолжила я. — Пусть он перестал являть мне свою мужскую доблесть, он меня любит. Неужели он не заслужил, чтобы я оставалась с ним до самого конца?

Виндзор снова повернулся к стене и опять положил голову на руки.

— Вы подумайте вот о чем. Если между вами нет былой близости, какая важность, если вы станете моей женой? Телесно вы ему изменять не будете, верно?

— Но король воспримет это именно как измену и будет прав.

— С этим я не могу согласиться. Часто бывает так, что он не замечает, когда вы входите в его опочивальню? — Должно быть, Виндзор чувствовал, что внутренне я еще сопротивляюсь. — Отвечайте честно, как и прежде. Я не сплетник.

Да, не сплетник.

— Слишком часто… — вздохнула я.

— Вот в этом и все дело, — настаивал он, и голос его звучал все проникновеннее. — А вы подвергаетесь опасности. Когда король умрет, вы останетесь совсем одна.

— А если выйду за вас, вы встанете на мою защиту.

— Обязательно.

— А я буду управлять вашими имениями.

— Да.

— И все же, как ни крути, это голая сделка.

— Ну, если вам хочется так считать…

— Таким мне это видится. — По моей спине пробежал холодок разочарования, словно порыв северного ветра среди жаркого дня.

— Выходите за меня, Алиса. — Виндзор посмотрел на меня с вызовом. — Хватит у вас смелости на это?

— Думаю, что смелости мне не занимать.

— Так соглашайтесь!

Наблюдая за взвившимися снова в небо воронами — за парой, наслаждавшейся своей свободой, — я обдумала его слова так и эдак. И решила, что у меня никакой свободы нет.

— Алиса… — вздохнул Виндзор.

— Нет. Не пойду. Я не могу.

Он не стал уговаривать меня дальше — просто удалился, предоставив мне в одиночестве созерцать радость двух ворон, разрезавших крыльями воздух над моей головой, исполнявших свой брачный танец. А мне осталось лишь убеждать себя, будто не кружили мою голову его поцелуи, будто не стремилось мое сердце совсем не туда, где предписывал быть мой долг.

Предложение Виндзора засело в мыслях саднящей занозой, и уснуть мне в ту ночь не удалось.

Выйти замуж? Сделка между партнерами — это одно, а вот брак?.. С мужчиной, которого я находила невероятно притягательным? Эта мысль не покидала меня, пока честность не вынудила обдумать все сызнова. Эдуард… Где же моя верность королю? Разве не заслужил он моей преданности и стойкости?

Когда моя служба при дворе подойдет к концу, у меня должно быть достаточно средств, чтобы безбедно провести свой век и обеспечить будущность своих дочерей. Что еще мне нужно?

«Тебе нужен мужчина-защитник».

Нужен ли? Да нет. Однажды я была уже замужем и никакой радости в том не нашла. Еще раз я на это не пойду. Я даже еще не решила, нравится ли мне Вильям де Виндзор. Его прикосновения зажигали жар в моей крови, но ведь это всего лишь похоть. Нет, он предназначен не для меня. Если и выходить замуж, то за человека мягкого, податливого, которым сильная женщина сумеет управлять: я не стану чьей-то бессловесной собственностью. Со всех сторон рассмотрела такую весьма нежелательную перспективу и твердо решила: нет, замужество — это не для меня, а на брак с Вильямом де Виндзором может согласиться только очень уж смелая женщина.

«А ты — не смелая?»

Я зарылась лицом в подушку. Он сказал, что любит меня, но этому я не поверила. Его предложение скорее походило на договор купли-продажи земельных владений. Уж в чем-чем, а в этом я разбиралась!

Он не сказал мне ни единого ласкового слова.

Я оставила всякие попытки уснуть, взялась за перо и занесла в свой гроссбух совсем недавно купленное имение Ганнерсби — поместье на Темзе, которое обещало куда более надежную защиту, нежели Вильям де Виндзор.

— Доброе утро, сэр Вильям. — Я стояла среди дрожащей от холода кучки придворных вместе с Эдуардом, который изъявил желание поохотиться с соколами. Мы неспешно пошли пешком вдоль реки, приноравливаясь к шагу короля, который, казалось, совсем не чувствовал холода. — Не ожидала увидеть вас в такой ранний час. Вы, наверное, хотите попасть в милость к королю?

— Вы поразмыслили?.. — спросил он, пропустив насмешку мимо ушей.

— Да.

— Не передумали, мистрис Перрерс?

Я слегка откинула голову, изображая этакую царственную надменность, — знала, что он по достоинству оценит шутку.

— Нет, сэр Вильям.

— Ну скажете, когда передумаете.

— Не передумаю.