Люди, конечно, относились скептически. Я была молода и выглядела не так, как, в их представлении, должны выглядеть писатели. Но Дэш давал им посмотреть мою работу, чтобы они могли по достоинству оценить меня. Он считал меня совершенно уникальной. Он считал меня независимой, самостоятельной девушкой – такой, какой я хотела быть. Он хотел читать мои новые сочинения, знать все обо мне и целиком понимать меня.

Он передавал мне уверенность в ценности моей работы.

Быть может, я влюбилась в эту уверенность, которую он мне передавал, в ту горячность, с которой он признавал меня. Отражаясь в его глазах, я представляла, какой красивой я скоро буду. Его глаза светились невообразимой теплотой.

Казалось, он верит в меня как никто другой, кого я любила.

Мне было интересно, была ли моя восторженность и благодарность связана с ним, или они выросли из меня самой.

Однажды ночью я увидела в руках Дэша очки. Я никогда не видела, чтобы он их надевал, но он все время носил их с собой.

«Тебе нужны очки?» – спросила я, решив узнать причину их появления.

Он нацепил их, сощурился и объяснил, что у него почти идеальное зрение: «Я взял их на тропу, чтобы видеть звезды».

Через неделю после Пэквуда я, наконец, попыталась ответить на вопрос Дэша о матери – кем она была, – а была она в действительности глубинной причиной моего путешествия. Мысль о том, что он не знает, какой я была, стала невыносимее опасений. Я нашла своего человека, и хотела, чтобы он меня любил; я должна поведать ему свои тайны. Мне нужно, чтобы он знал, кем я была.

Я раскрыла рот и на этот раз рассказала, как моя мама одевала меня до 16 лет, потому что не верила, что я не опоздаю в школу без ее помощи. Он лишь сказал: «Поразительно, ты носишь трусы». Я засмеялась, а он раскрыл свои теплые объятия, впустил меня внутрь, а потом сомкнул руки вокруг меня.

Мы шли вдоль величественных кряжей штата Вашингтон над полосой леса: горы, долины альпийских цветов, вновь горы. Красота, в какую мы попали, была безгранична. Я ощущала силу и энергию; мы шли быстро. Я остановилась, чтобы запечатлеть ягодное поле в горах; я хотела его запомнить.

Дэш обернулся; он напрягся, его суровый вид напоминал точильный камень. «Меньше остановок, – крикнул он мне, – больше движения». Он был напряжен. Он не смотрел на меня.

Я понимала, что его раздражает не съемка черничного поля. Остановка просто выявила настоящую проблему: моя скорость была постоянно меньше его. У Дэша ноги были длиннее моих, в нем было шесть футов два дюйма роста при моих пяти футах и четырех дюймах. Поэтому его естественная скорость составляла три с половиной мили в час, а моя – чуть меньше трех. Скорость ходьбы определяет совместимость путников на ТТХ. Он снова меня ждал, мерз, и мне пришлось догонять его бегом. Он был раздражен. Он критиковал меня, называя отстающей.

Хотя это не было так. Фактически мы перемещались на север почти с одинаковой скоростью в течение 100 дней до того, как встретились. Я сказала ему, что мы проходим одинаковое число миль в день, но в разном ритме.

Он пошел вперед. «Ты постоянно отстаешь», – сказал он.

Тысячу миль назад такая раздражительность расстроила бы меня. Но не сейчас. Этот прилив гнева не мог вывести меня из себя. Я знала, что это не из-за меня.

Теперь у меня не было времени на то, на что у меня нет времени.

Я шагала с наслаждением и хотела, чтобы эта часть моей жизни не заканчивалась.

«Во мне нет шести футов, – сказала я. – Иди в своем темпе, а я пойду в своем. Нам не обязательно все время идти рядом. – Я отдала Дэшу нашу палатку; он взял ее. Я сказала ему: – Встретимся там, где ты захочешь остановиться на ночь».

Губы у него снова раскрылись, исчезло напряжение в скулах. Солнце садилось в красивые синие ровные сумерки. Он взял палатку и пошел вперед.

Я шла по извивающейся тропе высокого хребта одна в направлении привала. В кончиках пальцев ног и в пятках пульсировала кровь. Позже я заметила нечто странное – с десятого класса я носила восьмой размер кроссовок, но сейчас они внезапно оказались малы. Невероятно, но все эти мили ходьбы заставили расти мои ноги. Теперь им нужно было больше пространства.

Долина подо мной потемнела и исчезла из виду. Еще через час я повернула за изгиб тропы – и оказалась под выступом: ровная скала с нашей палаткой на ней, выделяющейся своей мягкой желтизной на фоне темной скалы; под нами был черный лес. Дэш разбил палатку на открытом незащищенном месте на высокой скале в холодном воздухе штата Вашингтон.

Я заметила другую палатку, установленную рядом с нашей. Это была палатка Певчей Птички – миловидной канадской девушки, которая несла с собой укулеле и пела песни Мэйси Грей и Регины Спектор. Я медленно забралась на вершину лунно-белой крутой гранитной скалы – наша палатка стояла у самого края скалы. Я сняла кроссовки. Дэш слышал меня, но не появился.

«Дэш», – сказала я тихо, когда залезла внутрь. Он не отвечал. Я испугалась, что он все еще сердится. В нос ударил запах сосновой смолы: горела благовонная палочка «Наг Чампа». Дэш воткнул ее в земляной пол в тамбуре палатки. Я обогнула то место, где она красиво и ароматно дымилась.

Он наклонился ко мне. Я тоже прильнула к нему, с облегчением обрадовалась, что вижу его широкую улыбку. Он меня поцеловал в губы, они раскрылись под его языком.

Я уже неделю не принимала душ, мои курчавые волосы были собраны в один запутанный клубок на затылке, лодыжки стали коричневыми от земли, лицо потемнело от грязи, от меня пахло застаревшим потом – но ему все равно был нужен мой запах, мое лицо, мое тело.

Дэш был первым человеком, с которым у меня был секс более одного раза. Я хотела, чтобы это был совершенно другой секс. С ним я чувствовала себя в безопасности. Я никогда раньше не любила. Я не испытывала оргазм – даже сама с собой. Как будто тело мне не позволяло испытать оргазм, пока я не полюблю, пока оно не узнает, что мне не причинят вреда. Мое тело было умнее меня. Я была с тем, кто никогда не причинит мне вреда, и наконец я расслабилась.

Мне становилось лучше. Я была ослеплена его огнем. Он заслуживал поклонения – я это чувствовала. Под действием эндорфинов, которые выработало тело при подъеме, я ощущала радость, я чувствовала себя лучше, чем когда-либо, среди красоты гранитных гор, в состоянии любви, с человеком, с которым мне хотелось заниматься любовью. Я кричала от удовольствия в холодной ночи, мой жаркий крик эхом отражался в темном синем небе, на вершинах гор, силуэтами поднимавшихся в небе.

Потом я держала в руках его лицо и целовала его. Я хотела просыпаться и готовить завтрак с этим мужчиной каждое утро своей жизни. Мы приближались к концу тропы, оставалось идти несколько недель до границы, и я хотела пересечь ее с этим парнем.