Высокие окна бильярдной были снабжены широкими подоконниками, на которые они с Лавди иногда, дождливым днем, забирались и наблюдали оттуда за игрой, стараясь следить за счетом. Не бог весть какое хитроумное укрытие, но ничего лучше Джудит в голову не приходило, а секунды улетали с неумолимой быстротой. Она отдернула портьеру, подобрала свои длинные юбки и вскарабкалась на подоконник. Потом быстро привела портьеры в первоначальный вид – плотно сдвинула, разровняла складки, чтобы они выглядели нетронутыми и никакая предательская щелочка не выдала ее местонахождения.

Все. Готово. Спряталась. Джудит подвинулась вбок и прислонилась плечами к неровной поверхности ставня. Было ужасно холодно, словно в крошечной ледяной комнатушке: оконное стекло казалось ледяным, а толстая парча портьер не пропускала сюда тепла от батарей. За окном виднелось темное небо, затянутое серыми тучами; время от времени они расходились, и в просветах показывались звезды. Джудит всмотрелась во тьму и разглядела силуэты зимних деревьев с беспокойно качавшимися на ветру макушками. До сих пор она не замечала ветра, но теперь, дрожа от холода, всем телом ощущала, как он свистит в щелях окна, словно просится, чтобы его впустили в дом.

Какой-то звук. Она подняла голову и прислушалась. Где-то открылась дверь. Громкий голос: «Мы уже идем!..» Они досчитали до ста. И бросились по ее следу. Ей захотелось в уборную, но она тут же запретила себе и думать об этом, надеясь, что все найдут ее до того, как она околеет на этом подоконнике от холода.

Она стала ждать. Минуты тянулись бесконечно. Опять голоса. Шаги. Пронзительный женский смех. Время шло. И вдруг очень тихо дверь открылась и опять закрылась. Дверь в бильярдную. Она явственно ощутила присутствие в комнате другого человека и внезапно перепугалась. По-прежнему царила тишина. Толстый ковер приглушал шаги, но Джудит вдруг переполнила абсолютная уверенность в том, что кто-то крадется прямо к ней. Она затаила дыхание, боясь, как бы оно ее не выдало. Портьеры осторожно раздвинулись, и голос Эдварда прошептал: «Джудит?»

– О-о… – У нее вырвался невольный вздох облегчения: ожиданию и нервному напряжению пришел конец. – Я тут! – шепнула она в ответ.

Он легко вспрыгнул на широкий подоконник, задернул за собой портьеры и встал рядом с ней, совсем близко – высокий, крепкий. И теплый.

– Знаешь, как я нашел тебя?

– Не разговаривай, нас услышат.

– Знаешь?

– Нет.

– По запаху.

Она хмыкнула нервным, придушенным смешком:

– Какой кошмар!

– Наоборот – прелесть. Твои духи.

– Я замерзаю.

– Черт, а тут и правда холодно! – Он притянул Джудит к себе и стал энергично растирать ее покрытые гусиной кожей руки – так, словно бы чистил щеткой пальто. – Господи, да ты и вправду вся закоченела! Ну как? Лучше теперь?

– Да. Лучше.

– Мы будто в крошечном домике. Окошко, стена, и между ними – чуть-чуть свободного места.

– Сегодня ветрено, я и не знала.

– По ночам всегда ветрено. Подарок от моря. А сегодня это – рождественский подарок.

И без дальнейших околичностей он обнял ее, прижал к себе и поцеловал. Ей всегда казалось, что первый настоящий поцелуй мужчины будет страшным и странным, что с этим надо свыкнуться, но поцелуй Эдварда был крепок, искусен и ничуть не странен, напротив, он принес ей удивительное облегчение, о котором она смутно мечтала не один месяц.

Он оторвался от губ Джудит, но все еще прижимал ее к своей груди, терся щекой о ее щеку и ласкал губами ее ухо.

– Я думал об этой минуте весь вечер. С того самого мгновения, как ты вошла в гостиную, впорхнула, как сказала тетя Лавиния, точно прекрасный зимородок. – Он отстранился и посмотрел на нее сверху вниз. – Когда же успел тот потешный птенец превратиться в прекрасного лебедя? – улыбнулся он, и в неясном свете она увидела эту улыбку, а потом почувствовала, как его рука двинулась с ее плеча вниз по спине, лаская сквозь тонкие складки шелкового платья талию и бедра. Он снова поцеловал ее, но уже по-другому, настойчиво разомкнув ее губы, а его рука теперь обхватила ее грудь…

И в этот момент прошлое возвратилось. Так долго и благополучно пролежавший под спудом, кошмар вернулся: Джудит опять сидела в кинотеатре, в темном, грязном зале, на колене у нее лежала рука Билли Фосетта, пробираясь все дальше…

Ее паническая реакция была совершенно безотчетной. То, что таило в себе радость и наслаждение, вдруг стало опасным, угрожающим, и бесполезно было твердить себе, что это Эдвард, потому что не имело значения, кто это; она просто чувствовала, что не может вынести таких прикосновений. Джудит не хотела и не могла терпеть их точно так же, как тогда, в четырнадцать лет. Не в силах ничего с собой поделать, она вскинула руку и с силой толкнула Эдварда в грудь:

– Нет!

– Джудит? – В его голосе послышалось удивление; взглянув ему в лицо, Джудит увидела, как он недоуменно нахмурился.

– Нет, Эдвард! – повторила она и отчаянно замотала головой. – Нет!..

– Что стряслось? Это всего лишь я.

– Я не хочу. Не надо…

Она оттолкнула его и, когда он выпустил ее, отодвинулась назад, снова прислонясь плечами к жестким крепежным планкам ставня. Между ними повисла тишина, нарушаемая лишь свистом ветра. Постепенно нелепый, беспричинный страх прошел, и Джудит почувствовала, что ее сердце стало биться ровнее. «Что же я наделала?» – ужаснулась она и вспыхнула от стыда. Она так стремилась стать взрослой, а вместо этого повела себя как неотесанная дура, чокнутая идиотка. Билли Фосетт. Ей вдруг захотелось закричать от злости. Она поняла, что никогда не сможет объяснить Эдварду, что произошло.

В конце концов она проговорила:

– Мне очень жаль…

Это прозвучало потерянно и не к месту.

– Тебе не нравится, когда тебя целуют?

Эдвард был явно сбит с толку. Получал ли он, этот блестящий юноша, этот баловень судьбы, вероятно никогда ни от кого не слышавший слова «нет», хоть раз такой отпор от девушки?

– Это я во всем виновата, – уныло сказала Джудит.

– Я думал, что ты тоже хотела…

– Я хотела… но… я не знаю…

– Мне больно видеть тебя такой расстроенной… – Он шагнул к ней, но она, словно пытаясь защититься, вытянула вперед руку. – В чем дело?

– Ни в чем, все это ерунда. И ты тут совершенно ни при чем.

– Но…

Он не договорил и, повернув голову, прислушался. Дверь бильярдной отворилась, потом тихонько закрылась. Их убежище вот-вот будет раскрыто, слишком поздно пытаться загладить свою вину. С отчаянием глядя на Эдварда, Джудит твердила себе, что потеряла его навеки. У нее не оставалось времени на объяснения. Портьера отдернулась.

– Я так и думала, что ты здесь, – прошептала Лавди.