Я кивнула, и мы взялись за сверток с двух концов. Урсула держала за плечи, я – за ноги, так и понесли мы ее к дому Блейков, этому маленькому ранчо цвета сливочного масла с его опрятным двориком. Или, точнее, двориком, что был опрятным. За мгновение лилии и гвоздики покрошило в лохмотья.

Мы положили Йоланду в полутемной передней под неусыпным наблюдением Темплтона, стоявшего в нескольких шагах. Пластиковые клыки выпали из его рта, и он сосал большой палец, чего, наверное, не делал уже немало лет. Урсула исчезла в коридоре и возвратилась еще с одним одеялом. Мы вновь отправились на улицу забрать миссис Рустед.

Уложили их обеих бок о бок в прихожей, и Урсула тронула меня локтем (слегка-слегка), направляя в комнату, где усадила меня на диван. Сама пошла готовить чай, оставив меня глазеть в телевизор, который не работал. Электричество отключили во всем Боулдере. Вернувшись, Урсула принесла мне кружку ирландского чая на завтрак и свой ноутбук, работающий от аккумуляторной батареи. Модем у нее сел, но она ухитрилась подключиться к Интернету по сетевому сигналу. Компьютер она поставила на кофейный столик прямо передо мной. Я сидела недвижимо, пока не стемнело.

Что сказать, вам известно, каким был остаток того дня, были вы тогда в Колорадо или не были. Уверена, что смотрели вы ту же хрень по телику, что и я в простеньком черном ноуте Урсулы. Репортеров отправили по местам пинать иголки и сообщать об ущербе. Буря проложила по склону горы полосу шириной в четыре мили, захватив Боулдер и часть Денвера. Показали небоскреб, у которого с восточной стороны были выбиты все стекла, люди испуганно глазели в них на всех его сорока верхних этажах. Улицы заполонили беспорядочно брошенные автомашины, которым теперь было только на свалку. Потрясенные колорадцы бродили по полосам движения со скатертями, шторами, пальто и всем, что под руку попалось, чем можно было укрыть трупы на тротуарах. Помню, один репортер молол языком на камеру, а за ним в кадре проходил, шатаясь, весь утыканный булавками мужчина с мертвым песиком йоркширом на руках. Песик был похож на кровавую тряпку с глазами. На лице мужика не было ни кровинки. Из спины его торчало больше сотни игл.

Была обнародована расхожая версия (в отсутствие любого иного заслуживающего доверия объяснения) – терроризм. Президент успел укрыться в безопасном месте, но со всей силой ответил на угрозу в Твиттере. «НАШИ ВРАГИ, – запостил он, – НЕ ПОНИМАЮТ, ЧТО ОНИ НАЧАЛИ! ИМ, СУКАМ, ЕЩЕ ВОЗДАСТСЯ!!! #Денвер #Колорадо #Америка!!» Вице-президент пообещал изо всех сил молиться за выживших и погибших, поклялся целый день и всю ночь простоять на коленях. Ободряло знание того, что наши государственные руководители для помощи пострадавшим используют все имеющиеся в их распоряжении ресурсы: социальные сети и Иисуса.

Позже днем одна дама-репортер отыскала одного паренька, сидевшего скрестив ноги на бровке тротуара перед расстеленным куском черного бархата, по которому были рассыпаны изящные иголочки всех цветов. На первый взгляд, он весьма смахивал на одного из тех пацанчиков, каких видишь продающими часы на улице. Разглядывал свою коллекцию булавок в лупу ювелира, то на одну поглядит, то на другую. Дама-репортер задала вопрос, что он делает, и он ответил, что он геолог и изучает эти иголки. По его словам, он вполне уверен, что они являются какой-то формой фульгурита, или перуна, а на вопрос, что это такое, ответил: такой вид кристалла. К вечеру на всех кабельных каналах уже вещали эксперты, толковавшие примерно то же самое с добавлением разговоров про спектральный анализ и выращивание кристаллов.

Фульгурит и раньше образовывался в облаках. Это происходило всякий раз, когда извергались вулканы. Молния оплавляла хлопья пепла в когтистые кристаллы. Только в Скалистых горах никаких извержений уже больше 4000 лет не было, а фульгурит никогда прежде не образовывал таких идеальных иголочек. Химики с геологами не могли сослаться ни на один процесс в природе, который привел бы к случившемуся… что означало, что это было результатом процесса неестественного.

Кто-то сообразил, как сделать небо ядовитым.

Так что мы узнали, что по нам ударило, но не поняли, как такое могло случиться. Вульф Блитцер спросил одного из химиков, не могла ли произойти производственная авария, на что химик ответил: точно, – хотя по его нервному испуганному лицу видно было, что тот сам ничего не понимает.

Потом посыпались авиакатастрофы. Только в одной из них погибли двести семьдесят человек – сразу после того, как самолет пошел напрямую через облако. Поджаренные тела, пристегнутые ремнями к самолетным креслам, пробками плавали по всему озеру Барр. Хвостовая часть приземлилась в нескольких сотнях ярдов от озера на северном участке автомагистрали И-76, окутанная клубами черного дыма. Самолеты и прочие летающие средства падали вокруг всего Денвера, последствия катастроф украсили территорию радиусом в восемьдесят миль вокруг аэропорта.

Временами я выходила из забытья (глубокого транса, порожденного сценами развертывавшихся катастроф, действовавших на всех нас не слабее ужасов 9/11[94]) и до меня доходило, что мои родители, возможно, хотят знать, жива ли я. За этой потянулась и другая мысль: необходимо сообщить д-ру Рустеду о том, что случилось с его женой и дочерью, и сделать это необходимо мне. Было утро субботы, потому он и не поехал с ними в Боулдер, а остался дома подготовить проповедь для вечерней службы. Непостижимо, почему он до сих пор не позвонил мне. Подумала об этом и решила, что мне не очень-то по душе, что это могло бы означать.

Сначала я попробовала связаться с матерью. Неважно, что мы были не в ладах. Не важно, кто ты. Человеческий инстинкт: бежать к матери, когда сдерешь коленки, когда твою собаку сбила машина, когда небеса разверзаются и дождем сыплются иголки. Только дозвониться я до нее не смогла, не было слышно ничего, кроме раздражающего кваканья. Верняк, если б она ответила, то слышалось бы лишь такое же раздражающее кваканье!

Звонила отцу, жившему в штате Юта со своей третьей женой, но и до него не добралась – одно только электрическое шипение. То, что сотовая связь перегружена, меня не удивляло. Все кому-нибудь звонили, и, без сомнения, причинен немалый ущерб передающим вышкам. Удивляло, если честно, то, что Урсуле удавалось держать соединение.

Когда я стала пытаться дозвониться до д-ра Рустеда, то не ждала, что дозвонюсь. Ни до кого другого не получилось. Однако после восьми секунд мертвой тишины зазвучали гудки, но я надеялась, что никто не ответит. До сих пор паршиво себя из-за этого чувствую. С другой стороны, при мысли, что надо будет сообщить ему, что он потерял жену и дочь, у меня все тело начинало трястись от страха.

Гудки, гудки, а потом раздался его голос, приятный, радостный и добрый, просящий меня оставить сообщение, которое он с удовольствием прослушает. «Приветствую, доктор Рустед. Лучше вы перезвоните мне как можно скорее. Это Ханисакл. Мне нужно рассказать вам… просто позвоните мне». Потому что не могла я, чтоб он узнал о том, что произошло, от автоответчика.