Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проклятье, проклятье, проклятье!
Номер 31. Каюта номер тридцать один! Бывшего работодателя Алекса зовут синьор Моретти, нынешнего — синьор Пьячентини, синьора Паглиа — аптекарша, близнецы Эрик и Аннета — внуки герра Людтке, заведующего Центром скалолазания, а родители Алекса во время круиза вокруг Апеннин по двадцать раз на дню открывали и закрывали каюту под номером NOTHING CAN BE DONE.
Проклятье!
Номер 31. Каюта номер тридцать один!
Его сестру зовут Кьяра, она криминальный репортер, а в свободное от убийств время любит прошвырнуться по миру. Алекс, напротив, домосед, весь его послужной список состоит из Тренто, Больцано и Вероны, да еще Виареджо, где жила покойная тетя Паола. Он мечтал о поездке в Порту, но отважился лишь на билет, в котором конечным пунктом значится Каттолика…
…значится Кальяри…
…значится Салерно.
Ч-черт! Где живет сейчас его девушка, та, что была до Ольги и до всех остальных, совсем уж мимолетных? Та, что сбежала с чехом по имени NOTHING CAN BE DONE, сноубордистом?.. Лучше вообще ни о чем не думать, не пытаться составить список имен, личных предпочтений и событий, которые происходили когда-то, включая похороны, крестины и кражу запонок. Иначе и без того некрепкий, взболтанный последними событиями рассудок повредится окончательно. Лучше не замечать, как полушубок начинает жать в плечах, а ведь из всего вороха старого тряпья Алекс выбрал именно тот, что был впору! Лучше не замечать, что становится теплее: тепло идет не снаружи, а изнутри, от самого Алекса. На первый взгляд ничего удивительного в этом нет: по лестнице он поднимался довольно быстро, вот и разгорячился, вспотел.
Но лоб у Алекса холодный, по вискам не струится пот, и шея под воротником не взмокла. И несмотря на затраченные усилия, он не потерял дыхания и чувствует себя вполне сносно. Как если бы был спортсменом, одним из завсегдатаев Центра скалолазания. Алекса лишь немного беспокоит нерезкая боль в правом плече, но ее можно списать на брезентовый капкан, в котором он пробыл намного дольше, чем следовало. Но все это можно пережить — только бы выбраться отсюда!
…Лестница закончилась внезапно, и вместо очередной металлической скобы Алекс обнаружил перед собой пустоту. Он уткнулся лицом в тот самый недоеденный кусок пухлого пирога, при ближайшем рассмотрении оказавшийся туманом. Остатками тумана, за которыми смутно проглядывались очертания еще одного тоннеля. В нижних рукавах не было видно ни зги, здесь же царили ранние сумерки. Подтянувшись на руках, Алекс выбросил тело на каменный пол и несколько секунд лежал неподвижно, сжимая и разжимая пальцы. Плечо болело все сильнее, и это меньше всего напоминало тупую мышечную боль. Что-то подобное он испытывал много лет назад, в детстве, когда сковырнулся с велосипеда и плашмя рухнул на торчавший из земли металлический штырь. Штырь протаранил бок, но жизненно-важные органы не задел, так что Алекс отделался легким испугом, да еще десятью швами, наложенными на рану.
Но ведь он не ранен!
Он не падал ни на какие прутья, а брезентовая удавка лишь сдавливала его руку все то время, что он наблюдал за фантомами Кьяры и метеоролога. Но с этим он разберется позже, есть вещи поважнее, чем саднящее плечо.
Тоннель.
На первый взгляд он похож на те бесконечные кротовые норы, что Алекс оставил внизу. Единственное отличие — здесь есть свет. Пусть и призрачный, но есть. Он идет отовсюду, весь тоннель заполнен сумерками, такие бледные неоновые сумерки настигают К. поздней осенью и ранней весной — и знаменуют собой наступление ненастья. Дожди, мокрый снег и, конечно же, туманы: они стеной окружают К., и с каждым годом стена становится все плотнее. Туман есть и здесь, но он стелется по полу, так что самого пола не разглядеть. Но печальней всего то, что и конца тоннеля не видно: он упирается в сумерки, теряется в них. Как бы то ни было, здесь Алекс чувствует себя значительно лучше, чем внизу, даже несмотря на боль в плече. Свет, даже такой, намного лучше, чем тьма. И звук лучше, чем тотальное вязкое безмолвие, а тоннель наполнен звуками. Не инфернальными шепотами и вздохами, а вполне реальными: где-то течет вода, и капли раз за разом падают на камень. Падающие капли могут означать только одно: температура поднялась выше нуля и он не замерзнет!
Капель убаюкивает, навевает мысли о весне и тепле, которое приходит вместе с ней. Как же он соскучился по теплу! И… он заслужил хотя бы десять минут отдыха. Десять минут — и Алекс поднимется и снова двинется вперед, а пока он просто отдохнет, не станет думать ни о чем плохом. Может быть, самое плохое уже позади?
В тот самый момент, когда он был готов поверить в это, к стуку капель прибавилось легкое шипение и потрескивание, какое бывает, когда ставишь старую пластинку. Оно длилось несколько секунд, а потом откуда-то полилась музыка. Алекс узнал эту песню сразу, хотя слышал ее лишь раз в жизни, в день, когда Кьяра бежала из К., — Miss Otis Regrets.
…Мисс Отис сожалеет, что не может прийти на обед, мадам!
Мисс Отис сожалеет, что не может прийти на обед.
Жаль, что придется его отложить.
Но вчерашним вечером в Аллее Влюбленных она заблудилась…
Алекс никогда не был силен в английском, все его познания ограничиваются небольшим словарным запасом, достаточным лишь для того, чтобы выдоить из себя пару фраз о погоде и направить случайного посетителя в нужное место. Обычно этим местом являются подъемник и Центр скалолазания, реже — гостиницы и автобусная станция. Пару раз его спрашивали о местных достопримечательностях, и тогда в лексиконе Алекса появилось словосочетание «St. Mark’s Monastery»[20]. Иногда он заменяет скучное слово «monastery» чуть более игривым «nunnery», и это производит неизгладимое впечатление на носителей языка, особенно женщин. Они задерживаются в магазинчике чуть дольше, чем планировали, и даже покупают какую-нибудь мелочь вроде носовых платков. В свою бытность риелтором Алекс пытался подтянуть английский до приемлемого в общении с клиентами уровня и даже прослушал аудиокурс «English for beginners»[21], но ничего путного в башке так и не отложилось. Ничего не поделаешь, весь лимит семейных способностей и талантов выбрала Кьяра, а у Алекса — пустая голова и память, как решето. Ячейки в этом решете крупные, потому и задерживаются в нем вещи помасштабнее, вроде monastery или nunnery. Да еще пуговицы (buttons), заколки для галстука (tie pins) и воротники «мандарин» (mandarin collars).
Что же происходит сейчас?
Мисс Отис перед Алексом — как на ладони, она не может прийти на обед, она заблудилась в Аллее Влюбленных, бедняжка. Алекс понимает каждое слово; он понимает даже те слова, что никогда не слышал раньше, ведь не могут пуговицы сожалеть о пропущенном визите, а заколки для галстука блуждать по аллеям!..