Постепенно красные огни пожелтели, уханье сирены стало тише. Уровень радиации в машинном отделении уже снижался. Гуммус-лугиль решил, что не получил опасной дозы, хотя врачи, вероятно, на пару месяцев отстранят его от работы.

Он выплыл через специальный аварийный выход; в находившейся за ним камере снял одежду и отдал роботу. Дальше следовали три помещения для дезактивации; лишь через полчаса счетчик Гейгера счел его пригодным для человеческого общества. Он надел комбинезон, который вручил ему очередной робот, и направился на мостик.

Когда он появился, бригадир едва заметно отпрянул.

– Ну ладно, – насмешливо сказал Гуммус-лугиль, – знаю, я еще немного радиоактивный. Мне нужно расхаживать с колокольчиком и кричать: «Нечистый! Нечистый!» Но сейчас я хочу связаться с Землей.

– А… о, да, да. Конечно. – Бригадир торопливо проплыл к переговорному устройству. – С кем именно?

– Штаб-квартира Института Лагранжа.

– Что… пошло не так? Вы знаете?

– Все. Случайно так не бывает. И если бы я не оказался единственным человеком на борту в компании слизняков, корабль был бы брошен, а конвертер загублен.

– Вы же не хотите сказать…

Гуммус-лугиль выставил пальцы и принялся загибать по одному.

– С-А-Б-О-Т-А-Ж. Получается саботаж. И я доберусь до мерзавца, который это устроил, и повешу его на собственных кишках.

Глава 2

Когда раздался звонок, Джон Лоренцен смотрел в окно своего номера. Он находился на пятьдесят восьмом этаже, и отвесно падавшая вниз стена вызывала у него легкое головокружение. На Луне таких высоких зданий не строили.

Под ним, над ним, вокруг него раскинулись городские джунгли, изящные гибкомосты петляли между башнями; город пылал и горел огнями, уходя за пределы видимости, за горизонт. Белая, золотая, алая и ярко-синяя иллюминация была прерывистой – там и тут зияла чернота парков, в центре которых бил фонтан огня или светящейся воды, – однако огни тянулись на многие километры. Кито никогда не спал.

Близилась полночь, время отбытия множества ракет. Лоренцен хотел увидеть это зрелище; слава о нем гремела по всей Солнечной системе. Он заплатил двойную цену за номер с окнами на стену космопорта – не без угрызений совести, ведь расходы покрывал Институт Лагранжа, но все же заплатил. Детство на захолустной ферме на Аляске; долгие, трудные годы в университете, бедным студентом, перебивающимся благодаря стипендиям и работе ассистентом; затем годы в Лунной обсерватории – там не было ничего подобного. Он не жаловался на жизнь, но и не мог назвать ее особо захватывающей, и если ему предстояло отправиться в великую тьму за Солнцем, сперва он должен был увидеть полночный космопорт Кито. Другого шанса может не представиться.

Мелодично зазвонил телефон. Он вздрогнул, выругавшись из-за собственной нервозности. Бояться нечего. Его никто не укусит. Но его ладони вспотели.

Он подошел к телефону и неловко передвинул переключатель. Произнес:

– Алло.

На экране возникло лицо. Не слишком запоминающееся: гладкое, круглое, курносое. Редкие седые волосы, приземистое и коренастое на вид тело. Голос был высоким, но не визгливым.

– Доктор Лоренцен? – спросил мужчина на североамериканском английском.

– Да. Кто… простите, с кем я говорю? – В Лунополисе все друг друга знали, а поездки в Лейпорт и Сьюдад-Либре были редкостью. Лоренцен не привык к такому наплыву незнакомцев.

И не привык к земной силе тяжести, и капризной погоде, и разреженному холодному воздуху Эквадора. Он чувствовал себя потерянным.

– Эвери. Эдвард Эвери. Я работаю на правительство, а также на Институт Лагранжа, вроде как обеспечиваю взаимодействие между ними, и я участвую в экспедиции в качестве психмена. Надеюсь, я не вытащил вас из постели?

– Нет… вовсе нет. Я привык к ненормированному режиму. На Луне иначе не получается.

– Уж поверьте, в Кито тоже, – ухмыльнулся Эвери. – Слушайте, может, заедете ко мне?

– Я?.. Ну… Сейчас?

– Почему бы и нет, если вы не заняты? Мы можем немного выпить и поболтать. В любом случае, я должен с вами познакомиться, пока вы в городе.

– Что ж… да, конечно, наверное. – Лоренцен окончательно растерялся. После ленивых лет на Луне он не мог приспособиться к скорости жизни на Земле. Ему хотелось плюнуть кому-то в глаза и предложить для разнообразия приспособиться к его, Лоренцена, темпу, но он знал, что никогда этого не сделает.

– Ладно, хорошо. Спасибо. – Эвери продиктовал ему адрес и отключился.

Комнату заполнил низкий гул. Ракеты! Лоренцен поспешил обратно к окну и увидел экранирующую стену, казавшуюся краем мира, черную на фоне яркого огня. Одна, вторая, третья – дюжина металлических пик взметнулась в небеса из огня и грома, пронеслась мимо холодного щита Луны высоко над городом. Да, это стоило увидеть.

Он вызвал аэротакси и накинул пальто поверх тонкого домашнего костюма. Несколько минут спустя коптер завис перед его балконом и выдвинул мостик. Он прошел внутрь, чувствуя, как нагревается подпитываемое энергией пальто, уселся и набрал адрес.

– Dos solarios y cincuenta centos, por favor[9].

Механический голос заставил его смутиться; он едва удержался от извинений, кладя в слот десятку. Автопилот выдал ему сдачу, и такси взмыло в небо.

Его высадили у другого отеля – очевидно, Эвери не жил в Кито постоянно, – и он прошел по коридору к нужному номеру.

– Лоренцен, – сказал он двери, и та открылась. Он вошел в прихожую, отдал плащ роботу, и Эвери встретил его.

Психмен действительно оказался невысоким. Пожимая ему руку, костлявый Лоренцен смотрел на него сверху вниз. Он был раза в два моложе Эвери, высокий, не знавший, куда девать ноги, тощий молодой человек с взъерошенными каштановыми волосами, серыми глазами и грубоватым, бесхитростным лицом, которое покрывал ровный загар от лунных флуоресцентных ламп солнечного типа.

– Я очень рад, что вы смогли прийти, доктор Лоренцен. – Эвери с виноватым видом понизил голос до шепота. – Боюсь, я не смогу предложить вам выпить прямо сейчас. Тут еще один член экспедиции, зашел по делу… ну, знаете, марсианин.

– Э-э? – Лоренцен вовремя одернул себя. Он не знал, понравится ли ему работать с марсианином, но теперь было поздно об этом думать.

Они вошли в гостиную. Второй гость уже уселся и не встал при их появлении. Он тоже был высоким и худым, но его черты отличались жесткостью, которую лишь подчеркивал узкий черный наряд Ноева пуританина; его лицо, казалось, состояло из одних углов: выступающий нос и подбородок, суровые черные глаза под коротко стриженными темными волосами.

– Иоав Торнтон, Джон Лоренцен. Прошу, садитесь.