– Аугуста… – почти беззвучно выдохнула она, останавливаясь рядом с Милтоном.

Меньше всего она ожидала встретить здесь свою мачеху, однако чувство глубокого облегчения из-за того, что ее отец не был замешан в эту грязную историю, заглушало в ней всю жалость, которую она испытывала по отношению к этой женщине. Усугубляющийся сдвиг по фазе в сочетании с шоком привели к тому, что она буквально оцепенела на месте.

Мартин протолкался мимо нее и снял риг со своей жены. Какое-то мгновение она оставалась неподвижной. Но потом веки ее дрогнули, глаза открылись, и она со слабой улыбкой взглянула на Мартина:

– Привет, любимый…

Когда он увидел здесь женщину, которую любил, взгляд его стал жестким – он просто не мог найти слов. Вместо этого он нагнулся, чтобы снять риг с Эллы.

– Стой, папа! – Клемми оттащила его назад. – Она в опасном состоянии, это называется «замыкание в себе». Сейчас там с ней Тео.

Тео не обращал внимания на мерцающие вокруг пиксели, оставшиеся после исчезновения Аугусты. Он сел на землю рядом с матерью и положил ее голову себе на колени.

– Элла? Элла? – Она не откликалась. – Мама?

Он напряженно прищурился. Ее щека действительно слегка дернулась или ему показалось? Она попыталась улыбнуться или он просто принимает желаемое за действительное?

Рядом с ними присел Клайв и положил руку ей на лоб.

– Ты должен забрать ее отсюда, и как можно скорее.

С трудом выстраивая свои быстро разбегающиеся мысли, он активировал приложение Ксиф для нейтрализации «замыкания в себе» и загрузил его на риг Эллы. Тео услышал мелодичный звон, означавший, что его риг синхронизировался, и сжал мамину руку.

– Ну, поехали…

Он дистанционно инициировал команду на ее выброс из СПЕЙСА. Барабанные перепонки ощутили легкую ударную волну, многократно усилившую его головную боль, пока он поглощал ее биологическую обратную связь. Его череп готов был взорваться, когда вдруг взорвалась она, рассыпавшись мириадами крошечных светящихся точек.

Тео напрягся, стараясь на окошке стрима Милтона разглядеть, как Элла отреагировала на это в реальности, но все перед его глазами заслонили вспышки невероятно яркого света. А затем оба мира для него накрыла тьма, боль исчезла, и он уже ничего больше не чувствовал.

Ушло целых две недели на то, чтобы вывести Тео из искусственно вызванной медиками комы, которую нейрохирурги применили, чтобы взять под контроль отек в его мозгу. Отек этот был спровоцирован перегрузкой стимуляторами, которую вызвало его слишком длительное погружение в виртуальность.

Это сработало и уберегло его мозг от серьезных повреждений, хотя правая рука все еще дрожала, когда он поднимал ее. В СПЕЙСе мачете, возможно, являлось убийственным оружием, но оно все равно было не способно разрубить реальную плоть. Тем не менее перенесенный им болевой шок повредил нервные окончания в кончиках его пальцев.

Также у него развилась легкая шепелявость речи, и врачи считали, что она останется с ним навсегда. Тео это раздражало. Он даже находил это унизительным, однако шепелявость была невысокой ценой за то, что он остался жив. Лечившие его специалисты предполагали, что мигрени, от которых он страдал с детства, уберегли его от более серьезных последствий сдвига по фазе. Любой другой после таких испытаний уже превратился бы в овощ.

Клемми также прошла через процедуру искусственной комы, но вышла из нее, никак не пострадав физически. Чего нельзя было сказать о ее эмоциональном состоянии. Тео пытался навестить ее, но ее лечащие врачи запретили ему это. Она очень болезненно переживала новость о том, что семья ее распалась.

Ему позволили навещать свою мать, которая все еще лежала без сознания, подсоединенная ко множеству разных капельниц, датчиков и мониторов. Сканирование на компьютерном томографе показало наличие в ее мозгу пораженных участков, но насколько это скажется на ее здоровье, выяснится лишь тогда, когда она очнется.

Когда он мог, то сидел рядом с ее больничной койкой, хотя ему было тяжело смотреть на ее осунувшееся лицо. Казалось, за ту бурную неделю она сильно постарела. Чтобы скоротать время, он вслух нес всякую околесицу, надеясь, что его голос все же доходит до нее на каком-то уровне сознания. Но темы для этих бездумных разговоров все равно неминуемо заканчивались, и тогда он начинал задавать вопросы. Почему она бросила учиться на полицейского? Из-за него? Разочаровало ли ее то, что он, пойдя по ее стопам, стал неудачником?

Это было для него настоящим катарсисом, нравственным очищением, тем более что ответы он слышать не хотел. Он не сомневался, что и так их знает.

Время шло, и каждое утро он чувствовал себя все сильнее, но к вечеру все равно выдыхался. В промежутках между этим он занимался интенсивной физиотерапией, чтобы победить последствия сдвига по фазе, хотя знал, что толпа окружавших его докторов очень хотела бы и дальше изучать на нем последствия столь редкого случая длительного погружения в виртуальную реальность.

А по вечерам, борясь с сонливостью, он подвергался безжалостным допросам офицеров полиции. Старший суперинтендант Кларк, молодая темнокожая женщина, обладала очень мелодичным голосом, от которого ему хотелось спать еще больше. Она специализировалась на случаях травматизма и дотошно расспрашивала его обо всех деталях происшедшего, периодически возвращаясь назад, чтобы уточнить еще какую-то подробность. Скрывать Тео было нечего, и поэтому он говорил с ней открыто и откровенно. Заколебался он всего один раз, когда она попросила описать Клайва, Ксиф и место их жительства. Он, конечно, знал, что юрисдикция подразделения по борьбе с В-преступлениями на них не распространяется, но посчитал себя обязанным рассказывать о них как можно более туманно. Кто знает, каким репрессиям они могли подвергнуться в своем виртуальном мире?

Лишившись такого преимущества, как собственный риг, Тео оставался изолированным от всего остального мира. Четыре дня спустя Бакстер с Милтоном начали наносить ему регулярные визиты. Встретившись с другом после долгой разлуки, Бакстер заулыбался, но оставался молчаливым, что было совсем на него не похоже. Милтона же, наоборот, переполняла энергия, и он был не в состоянии долго усидеть на месте. Он сразу начинал расхаживать вокруг кровати Тео, сопровождая свою речь оживленной жестикуляцией.

Их до сих пор подвергали интенсивным допросам в полиции по поводу всего случившегося и позволяли видеться только с ближайшими родственниками. Милтон был особенно доволен номером в пятизвездочном отеле, куда их поместили на время разбирательства, и уже подсчитал, во сколько обошлось бы такое обслуживание, если бы они платили за это сами.

Они тоже были изолированы от информационного пространства и узнавали о том, что происходит в мире, только когда выходили из гостиницы на допрос и репортеры забрасывали их лавиной вопросов.

Поскольку во время этих визитов Бакстер всегда сидел молча, сомкнув пальцы в замок на коленях, все новости Тео рассказывал Милтон.