Благодаря предыдущим полетам «Аполлонов» большинство земных ученых отбросили продержавшееся много лет предположение о том, что Луна – это сильно побитое и вечно холодное тело. Теперь они считали, что у Луны некогда было кипящее, горячее ядро, и оно создало эти «моря» из расплавленной лавы – материала, который затвердел и стал лунной корой, когда примерно 3 млрд лет назад нагрев прекратился. Отсюда следовали дальнейшие теории о том, как могли формироваться планеты в пределах Солнечной системы. Это к вопросу, имела ли программа «Аполлон» исследовательское значение! Только вообразите себе следствия из фундаментальных сдвигов в наших представлениях. Развивалась совершенно новая теория Луны, которая описывала ее как рожденный горячим планетоид, богатый химическими элементами и, возможно, даже имеющий подповерхностную воду.

Джеку это место нравилось, потому что его манила туда чистая наука, а для меня мечтой космического пилота выглядел полет в неисследованном каньоне с вертикальными стенами. Лунные горы, столь же высокие, как Скалистые горы в США, возвышались над районом посадки с севера и юга, а наш подход с северо-востока охраняли высокие Изрезанные холмы[161]. Ровная часть местности была усеяна кратерами, полями булыжников и остатками старых оползней.

У меня оставалось лишь восемь месяцев на тренировки, чтобы отточить мастерство полета на космическом корабле через 400 000 км пустоты, за которым следовала ювелирная посадка в ущелье, более глубокое, чем Большой каньон. Я должен был дойти до предела возможностей лунного модуля и проверить всё, что умел как пилот. Клянусь Богом, мне нравилась эта идея!

Обнаружился и еще один сюрприз. На Луну невозможно садиться в темноте, но если солнце будет слишком высоко, его яростный свет перекроет все детали лунной поверхности, на которые мы бы могли ориентироваться при подходе. Поэтому получалось, что «Аполлон-17» должен покинуть Землю поздним вечером, чтобы спустя несколько дней оказаться над областью посадки, когда утреннее лунное солнце будет как раз на правильной высоте, и появятся четкие тени, нужные нам для опознания деталей рельефа. Таким образом, нам достался первый и единственный ночной старт в истории американской пилотируемой космической программы, и он был назначен на 6 декабря 1972 г., через несколько часов после заката. Из-за этого некоторые консервативные менеджеры вновь стали тревожиться. Ночной старт будет опасным, говорили они, как если бы старт днем опасным не был[162].

Я был достаточно разумен для того, чтобы уступить Джеку старшинство в части подготовки плана работы на трое суток на поверхности, потому что мы хотели максимально использовать его научный опыт. Сказать честно, меня не слишком волновали детали. Я просто хотел заняться исследованиями, а когда мы будем там, в долине, геологии хватит обоим. Он называл кратеры в зоне посадки именами мыслителей и исследователей, отдавая должное таким людям, как Шекспир, Льюис или Кларк. В целом это меня устраивало, но я хотел иметь личную визу на несколько деталей в той области, куда собирался посадить «Челленджер». Мне нужно было хорошо узнать эти кратеры, и я назвал их именами членов семьи, осмотрительно используя прозвища, чтобы люди не сочли меня слишком тщеславным. Таким образом, моими маяками в эти последние критические секунды должны были стать Панк, что означало «Мелкая» и относилось к Трейси, Барджин (комбинация из Барбары и Джина) и Поппи в честь моего отца.

Был и еще один важный кратер, самый большой посреди пыльной равнины, и мы назвали его Камелот, и не просто в честь мифического царства короля Артура, но и с отсылкой к ауре покойного президента Кеннеди, который задал нам курс к Луне десятью годами раньше.

Тем временем ученые пытались запихнуть на борт «Аполлона-17» всякий возможный эксперимент, хорошо понимая, что это их последний шанс на «живую» работу на Луне. У меня в этой конкретной драке не было любимой собаки, так что я позволил им самим разбираться с девайсами, которые нам предстоит взять с собой. Тем не менее я постоянно напоминал им об определенных лимитах на то, что мы можем увезти и что может быть сделано. Горький опыт подсказывал, что если нечто работает на Земле, из этого еще не следует, что оно будет работать в космосе. Как командир, я не мог упустить из прицела исключительную цель – посадку на Луну. Без этого все причудливые эксперименты оказались бы бессмысленными.

В апреле 1972 года, через несколько месяцев после того, как было выбрано наше место посадки, Джон Янг повел свой экипаж, Чарли Дьюка и Кена Маттингли, к Луне на «Аполлоне-16». Эта экспедиция принесла много очков тем из нас, кто утверждал, что пока человек не изучит что-то лично, ту историю, что рассказали дистанционные аппараты, не следует принимать на веру. Их место посадки на лунном высокогорье было выбрано потому, что данные беспилотных зондов предсказывали сокровищницу материалов из древнего вулкана, который и создал этот неровный рельеф. Но когда Джон и Чарли наконец прибыли туда, они не обнаружили ни вулкана, ни лавовых потоков. Всё, что дали эти зонды, эти эксперименты и анализ, предшествовавшие высадке, оказалось неверным.

Как всегда, в полете «Аполлона-16» были проблемы, достаточные для объявления его смертельно опасным, но изобретательность экипажа – которому в одном случае пришлось колотить упрямый инструмент, чтобы заставить его работать, – вновь позволила представить опасное предприятие легкой прогулкой, и умудренная телевизионная аудитория зевала. Хотел бы я знать, что бы они почувствовали, если бы лунный модуль «Орион» промахнулся всего на пять метров и опрокинулся в огромную дыру, из которой не смог бы выбраться.

Среди лунных гор жизнь может быть страшна, но для меня она и на Земле становилась сложной.

Лето принесло плохие новости. Скандал с марками «Аполлона-15» всплыл на поверхность в самый неподходящий момент: NASA приходилось улаживать это внутреннее несчастье в то же самое время, когда программа лоббировала Конгресс выделить средства на создание шаттла. Сообщения прессы о том, что астронавты нелегально зарабатывают на своих полетах к Луне, еще сильнее размыли общественную поддержку и усложнили мою работу главного вдохновителя.

Террористы нанесли удар на Олимпийских играх в Мюнхене, убив много израильских спортсменов, и потрясенный мир наблюдал это по телевизору. Американские разведывательные службы вскоре добыли информацию о том, что эта кровавая группа под названием «Черный сентябрь» может планировать еще более дикую акцию – удар по «Аполлону-17». Чарли Бакли по прозвищу Суперкоп, глава службы безопасности на Мысе, без огласки усилил меры защиты, но нам ничего не говорили. Головной офис NASA считал, что у нас достаточно своих проблем, чтобы беспокоиться еще и об этих головорезах.

Мы с Роном и Джеком были целиком поглощены подготовкой к полету, которая отбирала у нас все физические и умственные ресурсы. Сегодня я тяжело шагал по горе Медвежий Зуб в Монтане и изучал геологию, а завтра барахтался в Мексиканском заливе, отрабатывая на практике действия в случае, если командный отсек приводняется вверх ногами. Я ездил на ровере где-то под Лас-Вегасом, где Комиссия по атомной энергии испытывала ядерные бомбы и оставила пустыню с кратерами, похожими на лунные. На базе Эллингтон я совершал полеты на безумной ферменной конструкции, известной как аппарат для отработки посадки на Луну, или LLTV. Испытания скафандров, проверки грабель и буров, предназначенных для сбора образцов, практические занятия по загрузке стержня из радиоактивного плутония в ядерный реактор[163], который должен питать комплект научной аппаратуры на лунной поверхности, и тренажеры, час за часом. Сотни вещей, вплоть до отработки установки американского флага на грунт безвоздушной Луны, требовали моего личного внимания, потому что у меня было право окончательной приемки всего на корабле. Это очень раздражало, и все время возникали какие-то вопросы, о которых до того никто не задумался.