Я решила на всякий случай после ухода Эшли проверить, все ли столовое серебро на месте.

Наконец подали главное блюдо – дикого лосося, запеченного с красными апельсинами. За столом воцарилась тишина. Мы вооружились вилками и приготовили наши желудки к сражению с этим деликатесом.

Безмолвие было нарушено еле слышной вибрацией смартфона. Эшли побледнела и уронила вилку:

– О господи, я забыла отключить телефон…

Она сунула руку в задний карман джинсов и вытащила смартфон, бормоча извинения.

Но, увидев на экране имя абонента, она вытаращила глаза и резко вскочила:

– Простите, но я должна ответить. – Она, пятясь, вышла из столовой. При этом она прижала телефон к уху и одними губами прошептала, многозначительно глядя на Майкла: – МАМА!

«Лили», – подумала я, и мое сердце забилось чаще.

Эшли ушла, а мы с Майклом остались наедине. Мы слышали ее шаги, удаляющиеся в глубь дома, ее затихающий голос. А потом наступила тишина.

– В чем дело? – спросила я. – Что с ее мамой?

– Точно не знаю.

Шифоновая ткань платья стала царапать мою кожу. Я поняла, что дрожу. Сколько у нас времени до возвращения Эшли?

Майкл кашлянул и смущенно улыбнулся мне:

– Ну… Кажется, я тебе еще не рассказывал о школе, в которой преподаю, верно? У меня там потрясающий класс. Такие способные, умные, такие любознательные дети…

С этими словами он начал разглагольствовать о том, какое это немыслимое счастье – передавать знания пытливым юным умам. Тирада получилась такая длинная и громкая, что мне стало ясно – он говорит все это только для того, чтобы заполнить неловкую паузу.

– Майкл, перестань.

Он умолк, взял вилку и нож и принялся сосредоточенно поглощать еду. Я слышала, как звякает по фарфоровой тарелке его нож, когда он отрезал от ростков спаржи аккуратные кусочки.

Цок, цок, цок.

– Майкл, – снова проговорила я.

Он не отрывал глаз от лососины с таким видом, будто, если бы он отвел взгляд, рыба бы уплыла с его тарелки и бесследно исчезла.

– Какая вкуснотища, – проговорил Майкл, подцепив вилкой аккуратный кубик рыбной мякоти. – Я много лет так не ел. В Америке не так часто встретишь людей, ценящих хорошую кухню.

Я наклонилась ближе – так близко, что могла говорить почти шепотом:

– Не бросай меня вот так. Между нами определенно что-то происходит, да? Я же не сошла с ума.

Майкл не донес лососину на вилке до рта. Его рука замерла. Он скосил глаза на дверь, словно где-то там совсем рядом стояла Эшли. Затем он посмотрел на меня и тоже наклонился ближе к столу:

– Ты не сошла с ума. Но, Ванесса, все сложно.

– Не думаю, что все так сложно, как ты думаешь.

– Я помолвлен, – проговорил Майкл. – Раньше я не говорил тебе об этом. А я – человек слова. Я не могу с ней так поступить.

Ну вот, наконец мне представилась возможность, которой я так ждала.

– Но она не та, за кого себя выдает.

Рука Майкла дрогнула, кусочек лосося соскользнул с вилки, упал на скатерть и разбрызгал розовые капли. Майкл принялся промокать скатерть и джинсы салфеткой. Я смотрела на него и видела на его лице настоящий парад эмоций – смятение, тревогу, недоверие, отрицание.

– Не понимаю, о чем ты, – в итоге проговорил он.

Я была готова поведать ему всю ужасную историю, пробежаться по двенадцати годам своей жизни, но времени не хватило: мы услышали шаги Эшли, идущей по коридору.

– Послушай, нам надо поговорить с глазу на глаз, – быстро прошептала я.

Майкл смотрел на меня ошарашенно. На пороге появилась Эшли – покрасневшая, испуганная. Она сжимала в руке смартфон с такой силой, что у нее костяшки пальцев побелели.

Майкл вскочил со стула:

– Эш? Что случилось?

Эшли обвела комнату диким взглядом, будто бы только что очнулась и почему-то оказалась здесь.

– Моя мама в больнице, – пробормотала она. – Я должна ехать домой. Прямо сейчас.

* * *

Эшли уехала на рассвете. Я проводила взглядом ее машину, удаляющуюся по подъездной дороге. Колеса буксовали на свежевыпавшем снегу. Неужели это конец? Неужели все закончилось? Я была почти разочарована. Отчасти мне хотелось знать, что она задумала, и могла ли я этому помешать.

А как же Майкл? В суматохе, последовавшей за сообщением Эшли, о десерте и кофе не могло быть и речи. Крем англез[107] остался в холодильнике. Майкл и Эшли поспешно ушли в домик смотрителя, чтобы посовещаться, как быть, так что я не успела спросить, уедут ли они вместе.

«Если он уедет с ней, значит, он с ней останется, – подумала я. – Если не уедет – останется со мной».

И вот теперь, стоя в гостиной у окна и глядя на то, как удаляется по подъездной дороге машина, я увидела, что Эшли сидит за рулем старенького BMW, а рядом с ней никого нет. Она уехала одна.

Я победила.

Сосны подступали к кромкам подъездной дороги. Эшли повернула влево, и машина скрылась из глаз.

Я поднялась наверх, вытащила из-под подушки пистолет и спустилась в игровую комнату. Блики пламени, горевшего в камине, весело плясали на клинках шпаг и мечей. Я вернула пистолет на его место над каминной доской. Больше он мне не понадобится. Она уехала! Я победила!

Звякнул смартфон. Снова пришла эсэмэска от брата.

«Прекрати со мной обращаться как с ребенком! Это Нина или нет?!»

У меня все еще слегка кружилась голова от осознания победы. Теперь, когда эта особа удалилась от меня, я могла сказать ему правду:

«Ты был прав. Это была она. Но больше ее здесь нет. Эта женщина стала для нас плохой новостью. Для всех лучше, что она уехала».

«Погоди. Я не понимаю – она уехала? А что она говорила? Почему она оказалась в Стоунхейвене? Она искала меня?»

«Без понятия. Она так и не призналась, что это она. Но теперь это не имеет значения, потому что она уехала. И не вернется».

«Уехала? Со своим бойфрендом?»

«Ее бойфренд остался. Он здесь».

«Значит, еще есть шанс».

«Какой шанс, Бенни? Для чего?»

«Для МЕНЯ. Она в Портленде?»

«Что за чушь, Бенни! Я понятия не имею, куда она поехала. Все, что было, было давно, и от этого не было ничего хорошего ни для кого из нас. Нам с тобой обоим лучше забыть об этом и жить дальше. И НЕ СХОДИ С УМА ИЗ-ЗА ЭТОГО. Прошу тебя, не думай о какой-то не заслуживающей доверия девчонке из своего детства, ладно? Она тебе не годилась и плохо на тебя влияла. А я тебя любила и люблю».