Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До сих пор все, в том числе и я сам, соблюдали ее право на неприкосновенность частной жизни. После ареста мужа Паула жила по большей части у родителей, и, как говорили, поклялась никогда не переступать порог дома, в котором прожила больше 30 лет.
Когда я подъехал, парковка была почти пустой. От черного асфальта веяло жаром, как от раскаленной сковородки. Единственными машинами на всем пространстве оказались два белых пикапа «Шевроле». В одном из таких Рейдер в свое время разъезжал по улицам Парк-Сити. Я припарковался рядом, опустил окно и притронулся к небольшой наклейке «Административная инспекция», украшавшей заднюю дверцу пикапа. Показалось, что я коснулся горячего чайника. Я представил, как ВТК садится в него, включает классическую музыку и отправляется колесить по району, теша себя садистскими фантазиями и непристойными разговорами с «гладкой рекламкой» на пассажирском сиденье.
Я поднял окно, включил кондиционер на максимум и посидел в автомобиле. За лобовым стеклом открывался тот же вид, который ежедневно наблюдал Рейдер, выезжая с парковки и возвращаясь обратно. Чтобы попасть в кабинет в левом крыле здания городской администрации, нужно было пройти через весь паркинг и сделать несколько шагов по окружающему приземистое строение узкому бетонному тротуару.
Здесь, под жаркими лучами дневного солнца, я кое-что понял. В правом крыле здания, прямо напротив кабинета Рейдера, находился штаб муниципальной полиции Парк-Сити, насчитывающий 10 человек. Как бы Рейдер ни убеждал себя в любви к своей должности административного инспектора, в глубине души он понимал: это лишь жалкое подобие мечты всей жизни — работы в полиции. Каждое утро, вместо того чтобы гордо прошествовать в правое крыло здания, он вынужденно плелся в левое заниматься непопулярным делом. Еще одно разочарование в их бесконечной череде.
До дома Рейдера было не больше трех минут езды. По пути я проехал мимо маленькой местной библиотеки, разместившейся в обветшавшем здании мини-молла. Именно здесь он обычно готовил последние послания полицейским.
В районе царил какой-то кладбищенский покой. Никто не утруждал себя поливом газонов под палящим солнцем — этим жители займутся ближе к вечеру, когда жара спадет. Я припарковался и пошел к дому по испещренной трещинами, обветшавшей бетонной дорожке. В окне соседнего дома заметил объявление об уроках игры на фортепиано. Интересно, это та самая соседка, которую Рейдер упоминает в дневнике? О которой фантазировал, наблюдая, как она срезает еловые ветки для рождественского венка?
В доме не было ничего необычного. Размерами он практически не отличался от остальных, и единственное, что выделяло его, — заросший придомовый участок. Люди всегда удивляются, когда я говорю о том, насколько непримечательными бывают жилища убийц. Разумеется, чисто по-человечески им хотелось бы, чтобы «логово монстра» чем-то выделялось. Схожим образом многим хочется, чтобы подобных Рейдеру мерзких упырей можно было сразу определять по окровавленной пасти.
Однако эту сторону их личности удается увидеть очень немногим, большинство из которых погибает прежде, чем расскажут об этом.
Я прошел на задний двор дома, целиком покрытый пожухшей коричневатой травой. Мне всегда казалось, что для понимания человека достаточно побыть какое-то время на его заднем дворе. Именно там, скрывшись за фасадом, человек осмеливается воплощать то, что держит в тайне от остальных.
Двор был большим и удобным, размером с два теннисных корта. По периметру обсажен высокими тенистыми деревьями, в центре солнце превратило землю в засохшую глину. Увидев алюминиевый складской навес над хозблоком, я походил под ним в поисках чего-нибудь знакомого. Но содержимое давно растащили — наверняка кто-то захотел заработать на eBay. Я решил как-нибудь заглянуть туда — вдруг обнаружится что-то из его пожитков. Мой источник говорил, что Рейдер хранил под навесом рыболовные снасти, однако все исчезло, за исключением нескольких крючков на полу, пары грузил и мотка спутанной лески. «Идеальная погода для рыбалки», — подумалось мне. Наверное, Рейдер сейчас стоит у окна камеры, смотрит на прерии и думает то же самое.
В том-то и проблема: они похожи на нас и до поры до времени ведут себя так же, как и мы. Этого не происходит лишь в страшные мгновения, когда они перевоплощаются в истинную сущность свирепых убийц.
Я вспомнил еще одну историю, рассказанную Крис. В один из таких же дней Рейдер смотрел в окно камеры и предавался пустым мечтаниям. Его внимание привлек служащий, неторопливо собиравший мусор с газона у одной из многочисленных стен, окружавших тюрьму. Рейдер был тих и задумчив, пока внезапно все не пошло наперекосяк, как всегда в его жизни. Мусорщик обернулся и заметил, что через пуленепробиваемое стекло одного из окон на него смотрит знакомая физиономия. Очевидно, это ему совсем не понравилось. Рейдер и глазом моргнуть не успел, как работник показал ему средний палец. «Это что он о себе возомнил? — подумал Рейдер. — Кретин же работает в государственной системе, в Службе исполнения наказаний. К подобным выходкам граждане совершенно точно не должны оставаться равнодушны. Это не просто оскорбительно, а наверняка нарушение кодекса поведения государственного служащего».
Рейдер отвернулся и вызвал надзирателя. Когда тот пришел в камеру, Деннис рассказал о случившемся и сообщил, что не любит непристойные жесты в свой адрес. Надзиратель записал жалобу и удалился. Спустя несколько минут Деннис услышал объявление по громкой связи.
— Вниманию того, кто показывает палец ВТК. Немедленно прекратите, — возвестил голос из динамика. — Он считает это оскорбительным… Повторяю, немедленно прекратите показывать ВТК палец, это оскорбительно.
Рейдер улыбнулся и покачал головой. «И это называется — разобрались», — подумал он. Через долю секунды весь тюремный блок погрузился в какофонию хохота, свиста и издевательских возгласов. Неожиданно для самого себя рассмеялся и Деннис.
«Странная картина», — размышлял я. На первый взгляд могло показаться, будто он смеется над собой. Но это не так. Подобное в принципе невозможно для себялюбца вроде Рейдера. Если бы он посчитал, что заключенные смеются над ним, то ни в коем случае не рассказал бы об этом случае Касароне. На самом деле в его понимании данный