– Слушай, ты… Ну не дойдешь туда сама! – выкрикнул Бегун, провожая ее стволом пистолета. – И твой женишок не дойдет! Давай же! Подумай своей рыжей башкой! Мы нужны тебе!

– Закрой пасть! – процедила Белка. – Закрой свою вонючую пасть, Бегун! Сдохни первым! Я никогда не стану твоей подстилкой!

– Союзником, Белка! – он то ли осклабился, то ли улыбнулся. – Не подстилкой! Союзником!

– С тобой это одно и то же, – слова ее летели ему в лицо, как плевки. – Я хочу, чтобы вы сдохли. Все. Это и будет для остальных шансом на новую жизнь!

Еще шаг.

Она нащупала спиной угол дома.

– Я ведь мог застрелить тебя, Белка! Сразу, как увидел, мог, но я не выстрелил! Погоди! Не убегай! Послушай! Да стой ты, вые…и тебя Беспощадный! Останься, помоги нам, и я сделаю тебя вождем! Герла – вождь! Как тебе это? Этого же никогда раньше не было!

– Подавись своими планами, Бегун! – прорычала Белка, борясь с желанием вышибить ему мозги. – Ты никогда не получишь лекарство! Ты сдохнешь первым!

Она исчезла из поля зрения – словно каплей перетекла за угол, плавно, расчетливым змеиным движением. Миг – и ее не стало.

Бегун не стал бросаться в погоню. Ноги его ходили ходуном, он даже опустился на одно колено, чтобы не потерять равновесие.

– Чокнутая герла!

Он действительно мог ее застрелить. Знаний Книжного Червя вполне хватит для достижения цели, в ней нет необходимости, да и опасна она, как гризли весной. Но он не спустил курок и не уничтожил проблему.

Бегун смачно сплюнул, кипя от раздражения.

Эта проблема может отправить на свидание к Беспощадному раньше срока, но он, все-таки не стрелял.

Почему?

В глубине души Бегун знал ответ на этот вопрос. Он, конечно, хотел видеть ее мертвой. Но больше всего на свете он хотел видеть ее растоптанной, сломленной, униженной. Чтобы она стояла перед ним на коленях…

Он почувствовал, как ненависть растет у него в паху, распирает грубую ткань походных штанов. Это было прекрасно. Ненависть была тверда, как сталь, и горяча, как огонь.

Он хотел… Да, он очень хотел…

Чтобы она стояла на коленях и молила пощадить ее.

Она же повесила Сунь-Вынь и засунула ему в рот его отрезанный член?

Ну что ж… Он найдет способ ей ответить!

Убить ее сейчас было бы ошибкой. Есть много вещей, гораздо приятнее, чем убийство. Например, власть над ней. Пусть она приведет к лекарству. Пусть он заставит всех этих тварей, которые считают себя выше него, вынюхивать ее следы. А уж потом… Потом мы посмотрим, кто умнее и опытнее. Пусть все сдохнут первыми! Он останется. Он будет править, а она… Она будет служить ему. Он даже подарит ей бессмертие.

Он представил себе Белку. Голую. Сидящую на цепи. С выбитыми зубами, чтобы не кусалась. Представил, как он подходит к ней, а она дрожит от страха и смотрит на него снизу вверх подобострастно своими глазищами…

Бегун замычал от удовольствия.

Да, он точно знал, почему не выстрелил стразу. Труп ничего не почувствует, а он хотел, чтобы она почувствовала. Ради этого стоит стать бессмертным. Она не имела права его отвергать. Она отвергла его, и тогда он отдал смертоносный подарок брату. Но он вернет долг. Он обязательно вернет долг.

– Ну и?.. – спросил Сиплый из-под капюшона.

Эта его непонятная привычка постоянно закрывать лицо страшно нервировала окружающих и достала даже самого Косолапого, но шаман Тауна не считал нужным менять привычки. Он скрывался за плотной серой тканью и зимой, и летом, открывая выбритую голову только на жертвоприношениях. И тогда все племя видело его безбровую физиономию, гладкие розовые щеки, лишенные даже пушка, как у тинов, и горящие недобрым темным огнем глаза в обрамлении красных припухших век без единой ресницы. У шамана Тауна, согласно обычаю, не должно было быть волос. Вообще.

– Нашли ее?

Сиплого недаром называли Сиплым, голос его напоминал скрип несмазанных дверных петель, но с вариациями по тону.

Косолапый разочарованно покачал головой.

– Пока – нет. Но найдут. Айша привела с собой Грызуна. Он лучший из следопытов.

– Лучше, чем наши?

– Забери его Беспощадный… Да, он лучше. Он видит следы даже в воздухе. Я дал приказ смотрецам помогать ему.

Сиплый засмеялся неприятным визгливым смехом.

– А как же! Найдут… Только не для тебя.

Он порылся в глубокой фарфоровой миске кончиком ножа и, выудив из густой подливы кусок мяса, бросил его в капюшон и там что-то зачавкало, перемалывая лакомство.

– Красиво живешь, Косолапый, – просипел он, облизываясь. – Высоко, спокойно, сытно… Но – зря.

– Ты, вроде, тоже не голодаешь, – огрызнулся Косолапый, усаживаясь напротив шамана. – Кончай меня дроч. ть, найдут эту парковую, никуда не денется. Парковые тупые, не привыкли к большим городам…

– Эта привыкла… – возразил Сиплый.

– Моя проблема, – зло рявкнул Косолапый. – Я тебе сказал, кончай меня дроч. ть! Каждый чел в племени знает, что полагается за ее поимку. Они землю роют!

– Пусть берут живьем, – напомнил шаман. – Мертвая она не нужна.

Он прожевал мясо и негромко рыгнул.

– А если ее не найдут, то мы повесим Червяка на Жертвенной Башне. Прямо на доске Беспощадного. За ногу.

Он едва слышно зачмокал губами, словно высасывал мед из сот.

– И она сама придет, – добавил он.

– А если нет? – спросил Косолапый, поглаживая обрубок уха. – Я бы на ее месте не пришел.

– Тогда мы снимем его, отрубим пальцы и повесим на место. Она услышит его плач и пожалеет. Он будет орать и стонать, а мы – рубить его частями… и она захочет это прекратить. Ты не понимаешь. Ты – вэрриор. Она – герла.

– Герла… у нее даже бэбиков не было!

– Зато у нее есть сердце! – возразил Сиплый. – А у тебя нет. Она придет.

Он снова поковырялся ножом в казане.

– Хорошо ты живешь, Косолапый. Сытно, – повторил он.

Кусок мяса медленно перекочевал в рот шамана, в капюшоне снова зачавкало.

– В Тауне полно дичи, в домах не переводятся ништяки, герлы брюхаты, вэрриоры отважны и преданы… Ты же помнишь, кто дал тебе все это?

В словах шамана звучала угроза.

Косолапый перестал мять остатки уха и внимательно посмотрел на Сиплого.

– Беспощадный, – сказал он несмело.

– Кому ты обязан всем, что имеешь?

– Беспощадному.

– Ты же не хочешь, чтобы он разгневался?