– Будь спокоен. С этого же дня мы вместе с Али примемся за разбор древнего документа, – сказал Гамид-кади, пряча бумажник в карман своего сюртука. – Что будет дальше, решим на совете. К ночи увидимся в развалинах, а пока прощай.

Кади ушел, а шейх-уль-ислам отправился в комнату пророчицы.

Сирра, по обыкновению, сидела на похожем на трон возвышении комнаты возле спускавшегося с потолка ковра. Длинная широкая одежда по-прежнему скрывала ее безобразную фигуру. Лицо ее было закрыто покрывалом, видны были одни глаза.

Она не шевельнулась, когда вошел Мансур-эфенди. Она сидела спокойно и невозмутимо, как ни в чем не бывало, в ожидании посетителей, ежедневно приходивших спрашивать ее или просто дивиться чуду.

– Что делала ты ночью? – сердитым, грозным тоном спросил ее Мансур.

– Ты пришел мучить меня, эфенди? Ты хотел взять меня под свое покровительство, я же взялась за это служить тебе. Разве я не делаю этого, эфенди?

– Ты нарушила свое обещание, которое дала мне в тот день, когда я принял тебя под свою защиту, ты уходила ночью из этого дома.

– Кто сказал тебе это, эфенди, сторожа?

– Говори, будешь ли ты отрицать, что уходила из дома и тем нарушила свое обещание? Ты молчишь! Я желаю знать, где ты была.

– В развалинах Кадри.

– В развалинах? Зачем ты туда ходила? – спросил Мансур, крайне удивленный ее словами.

– За тобой.

– За мной?

– Да, туда, куда ты отвел меня тогда, баба-Мансур, – отвечала Сирра.

Шейх-уль-ислам вздрогнул. К досаде своей он увидел теперь, что Сирра знала его имя. Его глаза, сверкая злобой, встретились с глазами пророчицы, но она твердо выдержала его грозный взгляд.

– Так ты нарушила и второе обещание! – закричал он слегка дрожащим голосом, выдававшим его волнение. Его бесило, что орудие его, Сирра, уходила из дома и к тому же знала его имя. – Я запретил тебе шпионить за мной, и ты обещала это.

– Я и не шпионила, баба-Мансур.

– Как же узнала ты мое имя?

– Я и тогда уже знала тебя.

– Так ты притворялась, лицемерка! – в бешенстве закричал на нее шейх-уль-ислам, все более и более сознавая опасность, в которой очутился, делая Сирру, так сказать, соучастницей в своей тайне, орудием своих планов. – Так ты меня тогда обманула!

– Почему опасаешься ты того, что я знаю твое имя? Разве ты делаешь что-нибудь такое, что заставляет тебя скрываться? – раздраженно спросила его Сирра.

– Каким тоном осмеливаешься говорить ты, недостойная моего участия тварь! – закричал шейх-уль-ислам. – Как смеешь ты идти против своего благодетеля?

– Мы обоюдно нуждаемся друг в друге, баба-Мансур, благодеяние твое состоит в том, что меня держат взаперти и дают мне скудное пропитание. За это я служу тебе пророчицей.

– Замолчи! Ни слова! Отвечай только на мои вопросы, – приказал шейх-уль-ислам. – Я хочу знать, что делала ты ночью и кто у тебя был. Если ты осмелишься еще дольше медлить с ответом, я вырву его у тебя силой.

– Что значат твои угрозы, шейх-уль-ислам? – закричала Сирра, в неукротимом бешенстве вскочив с места. – Чем намерен ты принудить меня отвечать?

– Наказаниями и пытками, как ты этого и заслуживаешь.

– Посмей только! – вскричала Сирра, дрожа от гнева. – Тронь меня только, тогда узнаешь! Или ты забыл, что сделал меня орудием для достижения своих тайных замыслов? Берегись употребить против меня насилие, смотри, берегись раздражать меня, не то я обличу тебя. Никакое наказание не может меня постигнуть, все падет на тебя: ведь я проповедую по твоему же внушению, говорю только то, что ты подсказываешь мне, стоя за портьерой. Чем угрожаешь ты мне за мою службу? Пыткой? Тюрьмой в чертогах Смерти, где ты заставляешь томиться бедную Рецию?

Мрачным и удивленным взглядом пристально смотрел Мансур на Сирру, внезапно ставшую бешеной фурией, этого он никак не ожидал. Это безобразное, всегда тихое существо выглядело теперь раненым змеем, внезапно получившим возможность ужалить врага.

– Ты говоришь это в безумии, – сказал шейх-уль-ислам.

– Не намекаешь ли ты на безумие Ибама, которого велел замучить до смерти? Не смей прикасаться ко мне, предупреждаю тебя заранее. Это было бы твоей гибелью. Ты гораздо умнее поступишь, продолжая делать своей соучастницей ту, которую ты находишь возможным оскорблять.

«Чем допустить ей погубить меня теперь же, – добавил Мансур про себя. Он знал теперь чего ему ждать и чего бояться. – Я уничтожу тебя, дура, прежде чем ты успеешь исполнить свою угрозу, – продолжал шейх-уль-ислам про себя. – Ты позволила раздражению охватить себя до такой степени, что высказала это предостережение, не подумав, что оно тебе же готовит гибель, как соучастнице в моей тайне. Ты не можешь оставаться в живых. Участь твоя решена».

Затем он громко сказал Сирре:

– Я готов забыть и на этот раз простить тебе все, что произошло ночью.

– Я и ожидала от тебя этого, баба-Мансур, – отвечала Сирра и, наблюдая за шейх-уль-исламом, прибавила: – Лучше, если мы будем действовать сообща и я по-прежнему буду служить тебе.

– Я готов сделать так, как будто и не слыхал твоих опрометчивых слов, – притворно согласился Мансур.

Оба заключили мир, причем каждый имел свои планы. Каждый из них хотел погубить другого. Теперь все дело было в том, кто в этой неравной борьбе одержит верх.

Положение двух молодых офицеров в пещере Эль-Куриб было ужасным. Дым начинал уже заполнять пещеру, едкий удушливый воздух проникал в горло и легкие Сади и Зора. Лошади стали вести себя беспокойно, нетерпеливо постукивая копытами. Тогда оба товарища решились на последнюю отчаянную попытку к спасению. Сделав до двадцати выстрелов в неприятелей, чтобы помешать им поддерживать пламя, они истратили все заряды и тогда, размахивая кинжалами, бросились к выходу в узкую трещину скалы, решившись оружием пробить себе путь и лучше умереть под неприятельскими ударами, чем задохнуться в пещере.

Оба они вместе не могли поместиться в узкой трещине, пришлось идти поочередно. Сади шел впереди, за ним Зора. Так пробивались они вперед, размахивая саблями. Злобный торжествующий крик врагов встретил их. Не с оружием наступали они, заграждая путь несчастным пленникам. Они не имели в этом нужды. Они могли предоставить это огню. Широко и высоко вспыхнувшее пламя служило достаточным страшным препятствием, преодолеть которое не мог никто.

Пятеро арабов пали в битве, остальные вместе с Кровавой Невестой увидели показавшиеся среди пламени фигуры неприятельских офицеров. Это было ужасное зрелище, но приятное для Солии и ее братьев. Гонимые смертельным страхом, несчастные пробирались в облаках дыма среди высоко вздымавшегося яркого пламени. Они шли почти на верную смерть, чтобы только вырваться из пещеры и лучше умереть в бою, чем задохнуться в дыму. Но огненное море было велико, чего из глубины пещеры они не могли видеть. Они не знали, что пламя загородило весь выход. Какую пользу могло принести им их мужество и оружие? Жар, огненными языками окружавшее их пламя – все это делало выход невозможным.