– В общем, – продолжила Синди, – бедняга Джеймс у нее на побегушках.

– У твоей матери все на побегушках.

– Этого я ей передавать не стану. – Синди стиснула его ладонь.

– Передай, если хочешь, я не против, – покривил душой Майлз.

– Милый Майлз, ты – единственный человек, кому она позволяет перечить ей. Тебе это известно?

– Не то чтобы мне от этого было много толку.

– Она относится к тебе как к сыну, понимаешь?

– Ага, – рассмеялся Майлз. – Сын, который вечно ее разочаровывает.

– Он был так несчастен. – Синди предполагала, будто эта фраза была естественным продолжением их разговора. Отпустив его руку, она шагнула к памятнику и провела указательным пальцем по выгравированному имени своего отца.

По сравнению с другими надгробиями Уайтингов мужского пола памятник у Ч. Б. был мелковат, хотя по стилю и форме не отличался от более внушительных монументов на соседних могилах Хонаса и Илайи. И казалось, будто камень над Ч. Б. Уайтингом так и не вырос после посадки, потому что тела предшественников Ч. Б. высосали все питательные элементы из почвы. Мертвые ноготки лишь усиливали это впечатление.

– Мама говорит, он был слабохарактерным и ему не нравилось быть Уайтингом, но деньги и привилегии ему нравились. Ты знал, что у него в Мексике была другая семья?

– Нет, – односложно ответил Майлз, хотя и счел это известие довольно шокирующим.

– Когда… э-эм, когда он умер, мама получила письмо от той женщины. Она, конечно, нуждалась в деньгах, чтобы обеспечить себя и их мальчика. Маме она писала, что они были очень счастливы, но я в это не верю. Он бы вернулся домой, но мама не пускала его обратно.

Майлз кивнул, подозревая, что к такому выводу она пришла с отчаяния. В детстве Майлз часто задавался вопросом, куда исчезает Макс на долгие месяцы, предоставляя им с матерью, а позднее и с младшим братом управляться со своей жизнью как умеют, и он не удивился бы, терзайся Синди Уайтинг теми же вопросами и, возможно, виня себя, как и Майлз в том возрасте. Если она верила, что ее отец хотел вернуться, то, вероятно, лишь потому, что он писал ей об этом в открытках, поздравляя с Рождеством и днем рождения. Опять же, пришло в голову Майлзу, человек, построивший асьенду в Центральном Мэне, мог чувствовать себя в Мексике как дома.

– Она объясняла почему?

– Говорила, что он был плохим мальчиком. Это ее слова, – с горечью ответила Синди. – Я умоляла разрешить мне съездить к отцу в гости в Мексику, но она и этого не позволила. “Твой отец был плохим мальчиком. Ему не нужна была его семья, и теперь он ее не получит”.

От запаха мочи Майлза уже подташнивало.

– Холодает. Гулять в такую погоду, наверное, не очень полезно.

– Мне то есть?

Майлз растерянно кивнул.

– Милый Майлз, как приятно, что ты беспокоишься, – она опять стиснула его ладонь, – но мои хвори в прошлом. Даже доктора это подтверждают. Я хочу жить своей жизнью, а не заканчивать с нею. Особенно когда обстоятельства меняются к лучшему. – Очевидно, имелись в виду обстоятельства Майлза, и он слегка поежился. – Но, пожалуй, если хочешь, пойдем обратно.

К машине они возвращались, чего Майлз и ожидал, по тропе, что вела к могиле его матери. У надгробия стояла такая же банка с ноготками, но здесь цветы не утратили свежести, их желтые крепкие лепестки поблескивали на солнце.

– Даже цветам ясно, что стоят они на могиле хорошего человека, – грустно обронила Синди. – По-твоему, глупо так говорить, да?

– Да, – признался Майлз. – Но я понимаю, о чем ты.

* * *

Громко всхрапнув, Бастер проснулся. Выглядел он как человек с фотографии в “Имперской газете” в рубрике “Поиск пропавших людей”. Майлз вытащил чек, лежавший под выдвижным ящиком кассы с первого сентября, и вручил его Бастеру; тот вгляделся в бумажку и спросил:

– Меня увольнять?

Майлз налил кофе ему и себе.

– Я уже собирался дать объявление в завтрашнюю газету, – сказал он. – Твоя самоволка как бы затянулась. Что у тебя с глазом?

Майлз мог бы задать еще много подобного рода вопросов. Бастер был бледным, исхудавшим, вонючим, подавленным и несчастным, как больная собака. Мало того, один его глаз распух и не открывался, а из уголка сочился гной. Майлз не сомневался, ему предложат на выбор множество историй, объясняющих столь жалкое состояние помощника повара. Надо бы проследить, подумал он, чтобы Бастера и Макса не ставили в одну смену, пока Бастер не придет в норму. Вид любого из них вызовет у клиентов опасения насчет ресторанных блюд, но появись они в паре – и люди ринутся вон к своим автомобилям.

– Паук укусил, – ответил Бастер, невозмутимо вытирая гной салфеткой. Майлз отвернулся. По утрам его желудок был особенно чувствительным. – Там, снаружи, какой-то чудной паренек, – сообщил Бастер. – Говорит, он тут работает.

Обогнув стойку, Майлз направился к входной двери; на крыльце неподвижно стоял Джон Восс, сунув руки в карманы. Вчерашнее полуденное тепло казалось далеким прошлым. Этим утром в воздухе пахло зимой. Заслышав, как поворачивается замок, парень поднял голову, затем опять уставился в землю.

– Он действительно у нас работает, – сказал Майлз, возвращаясь к стойке. – Новенький, убирает со столов.

– А с виду маньяк хренов.

– Ты сейчас больше похож на маньяка, – возразил Майлз. – Он из молчунов, но работник вроде хороший.

Оба оглянулись на дверь, сообразив, что Джон Восс так и не вошел внутрь, – наверное, потому, догадался Майлз, что не услышал четкой и ясной команды. И точно, когда Майлз опять подошел к двери, Джон Восс стоял на том же месте, явно ожидая приглашения.

– Входи же, – сказал Майлз. Парень кивнул и шмыгнул внутрь с поразительным проворством. Майлз шагал за ним следом в подсобку. – Можешь начать с кастрюль, – указал он на горы грязной посуды, оставшейся со вчерашнего вечера.

Вчера им опять не хватало рабочих рук, и Майлз велел просто замочить посуду, зная, что новичок явится рано. К тому же воскресенье – короткий день. Ресторан открыт только утром, но посетителей на завтрак приходило так мало, что и открывать не стоило. При том что пятница и суббота удались на славу, имело смысл закрыться и дать всем выходной. И Майлз наконец попадет на утреннюю воскресную мессу, по которой он соскучился. Обычно он находил способ улизнуть на субботнюю вечернюю мессу, начинавшуюся в половине шестого, но для старого алтарного служки этого было определенно мало. Вчера, спасибо туру на кладбище в компании с Синди Уайтинг, он пропустил мессу и сегодня утром чувствовал себя немного потерянным.

Вспомнив о странном предупреждении Хораса пятничным вечером, как и о благодарности Отто Мейера за то, что он взял мальца на работу, Майлз, наблюдая, как Джон Восс ставит посуду в раковину и принимается за работу, пытался предугадать, какой будет дальнейшая жизнь этого непонятного паренька. Начало не задалось настолько, что Майлз уже видел его тем, про кого спросят в газете спустя много лет: “Кто-нибудь знает этого паренька на фотографии?” Если, конечно, он вообще попадет на пленку. В газетах обычно красуются всякие Заки Минти. С другой стороны, кто знает? А вдруг из парня получится новый Билл Гейтс.