– Знаю, папа.

– Тебе денег хватит?

– Вроде как.

Джимми кивнул и протянул сыну двадцатку на всякий случай:

– Бери. Отдашь, если не пригодится.

Что произошло бы впервые. Но Джимми был не в претензии. Ему не хотелось, чтобы его ребенок шарил в пустом кармане, как он сам в его возрасте. Выпрашивая у своего отца ломаный цент, Джимми уматывался так, будто вкалывал весь день напролет.

– И не нарывайся на неприятности. Вечером в Фэрхейвене сразу после матча надо быть начеку. Если угодишь в участок за драку, я тебя вызволять не стану.

– Понял.

– То-то.

– Ну так я поехал, ладно?

– Как у тебя дела с этой маленькой Роби?

– Ай, она опять со своими выебонами. Делает вид, будто я ей не нравлюсь.

Джимми прикинул, не отругать ли сына за непристойность, но решил этого не делать. Он и сам употреблял это слово в отношении его матери, и она этого заслуживала. Как и большинство из них, если хорошенько подумать.

– Ну, она не была бы дочерью своего отца, если бы ее не заносило порой. Не спускай ей, вот что я скажу. Этих Роби надо на место ставить. – Вскоре ему самому предстояло этим заняться.

– Вернусь не поздно.

– Разобьете “камаро”, и виновник от меня легко не отделается, – сказал Джимми, ощутив необходимость в этом последнем предупреждении.

– Можем поменяться машинами, если ты так беспокоишься, – предложил его шустрый сынок.

– Проваливай, пока я тебе штраф не выписал за неправильную парковку.

Зак кивнул. Но прежде чем перейти через улицу, он обошел внедорожник и вытащил из водостока пластиковый рожок, потом подбежал к пикапу и вручил рожок парню, сидевшему за рулем.

* * *

Проще и понятнее всего, рассуждал он, сидя с крепко зажмуренными глазами, кровища в постели объясняется тем, что он до сих пор спит и видит во сне этот кошмар. Ему же всю ночь снился один страшный сон за другим, и теперь кое-какие фрагменты вспыхивали в его мозгу. А кровь на простыне – лишь завершающий эпизод в этом сериале. Когда он снова откроет глаза, то обнаружит себя в постели, может, даже в своей собственной, мающимся похмельем, но здравым и невредимым. Однако, решив проверить эту гипотезу, он понял, что все так же сидит, прислонясь к стене, в чьей-то комнате в общежитии. С той лишь разницей, что теперь он плакал. Очевидно, ночью в этой комнате произошло нечто ужасное, а поскольку он остался жив посреди кровавых следов преступления, напрашивался вывод, что акт насилия был совершен не над ним (хотя, обратил внимание Джимми, на коже у него кое-где виднелась запекшаяся кровь), но скорее им самим. С давних пор, лет примерно с пятнадцати-шестнадцати, вечерами на сон грядущий он упивался мрачными фантазиями про насилие и убийства, и теперь что-то из них неведомым образом стало явью. Вчера вечером он уговорил некую девушку подняться с ним в комнату, потом она его разозлила, и он убил ее. Он смутно припоминал, как подкатывался к нескольким разным девушкам на вечеринке, предлагая заняться с ним сексом. Но не помнил, чтобы кто-нибудь из них проявил интерес, хотя бы из вежливости, но, должно быть, нашлась одна, ответившая согласием. Его опять затошнило.

Несмотря на психологическую убедительность этого сценария, Джимми Минти немного утешился недостаточностью наглядных доказательств. Если он убил какую-то несчастную студентку, то где она? Встав на четвереньки, он подполз к валявшемуся на полу у изножья кровати смятому одеялу и приподнял его. Девушки не было. Затем проверил стенной шкаф. Понапихано всякого барахла, но только не мертвая девушка. Могло ли случиться так, что он попытался ее убить, но ей удалось сбежать? Он высунул голову в коридор, с волнением ожидая увидеть кровавый след. Ничего, лишь большое пенное пятно на стене, оставленное, естественно, пивом.

Окей. Так, может, он никого и не убивал? Просто кто-то, как свинья недорезанная, испачкал его простыню кровью. По большей части кровь уже высохла и превратилась в коросту, и не только на простынях, но и на его коленках, животе и груди, однако в других местах она была еще влажной и липкой. Опустившись на край кровати, Джимми задумался на секунду, а затем стер чистым уголком верхней простыни подсохшую кровь с коленки и удивился, что колено щипало, пока он его вытирал. Из крошечной царапины – разглядел он наконец – медленно сочились свежие капельки крови.

Как же здорово, что кровь оказалась его собственной и все его тело покрыто маленькими тонкими ранками, будто он бритвой поцарапался! Правда, он расстроился, сообразив, что вся эта кровь вытекла из него, но уж убийцей он точно не был. Джимми собирался поступать в Полицейскую академию штата Мэн, и вряд ли приемной комиссии понравится, когда они узнают, что на вечеринке студенческого братства он убил девушку, пусть даже при этом был в стельку пьян и ничего не помнил. Он почти год мучился, выбирая, куда бы ему податься, пока его не осенило насчет полицейской академии, и хотя длительный тюремный срок предоставил бы ему массу свободного времени, Джимми категорически не желал начинать все сначала, перебирая иные карьерные возможности. Нет, если кровь его, это означало, что он все еще может стать копом, и – надо же, сообразил он! – обстоятельства, в которых он очутился, определенно требовали от него некоторой детективной работы. Как, ради всего святого, он умудрился проснуться, покрытый царапинами, понятия не имея, откуда они взялись? Загадка.

Он слыхал множество историй о безбашенных вечеринках в братствах, о диковинном ритуале под названием “проверка на вшивость”, совершаемом старшими членами братства над соискателями. Обычно соискателей отвозили куда-нибудь в глушь, отбирали у них одежду и вынуждали возвращаться в кампус в столь унизительном виде. Либо их заставляли пить до полной отключки. Не произошло ли вчерашним вечером нечто в этом роде? Правда, насколько он понимал, прежде чем тебя станут проверять на вшивость, ты должен подать прошение о вступлении в братство, но мало ли… Может, его по ошибке приняли за соискателя членства в “Сигманю”? Конечно, никто его не заставлял пить, пока не отключится. Он сам это с собой проделал. Однако он проснулся абсолютно голым, и это наводило на размышления. Не исцарапали ли его тонким лезвием пьяные братья просто из озорства? Боже правый, у него даже на члене имелась царапина!

Хорошей новостью было то, что его одежда валялась в одной куче с одеялом, и Джимми проворно натянул ее на себя. От движений царапины разнылись, но с этим ничего нельзя было поделать. В общежитии стояла тишина, никто еще не очухался от пьяного забытья, смекнул Джимми, и самое время потихоньку выбраться отсюда, не дожидаясь, пока кто-нибудь проснется и поинтересуется, кто он на хрен такой и что здесь делает. Оставался вопрос: стоит ли забрать простыни с собой? Для начала, они ему не принадлежали, и он не хотел бы, чтобы его сочли вором. Опять же, вынеся простыни, он оказал бы любезность хозяину комнаты, избавив его от шока и обалдения при виде всей этой крови. А кроме того, чертово братство поголовно способно вообразить, будто в комнате было совершено убийство, и, протрезвев, они вспомнят странного дружка Билли Барнса, которого опрометчиво впустили к себе. Такая ситуация потребовала бы объяснений, а Джимми Минти сомневался, что сумеет доходчиво растолковать то, что он сам понимал лишь отчасти. Поэтому все же лучше прихватить простыни с собой.