— Пойдемте в автомобиль, — предложила я неловко.

Он будто не слышал, все так же напряженно глядя на что-то белое в густом киселе туч. Любопытно, чем его заинтересовала обычная чайка?

— Почему люди не летают, как драконы? — вдруг спросил Петтер с неожиданной горячностью.

От него пронзительно потянуло кедром, как будто из холодного просоленного песка вдруг выросли хвойные исполины, протянули к угрюмому небу разлапистые колючие ветви. Так пахнет решимость.

— Такова наша природа, — пожала плечами я. — Если бы боги хотели, чтобы мы летали, они дали бы нам крылья.

Мальчишка наконец обернулся. Глаза его сверкали то ли яростью, то ли непролитыми слезами.

— Неправда! — возразил он запальчиво. — Нам дан ум, а остальное мы сами построим!

Я глядела на него во все глаза, удивляясь, насколько разительно он преобразился. Темные глаза горели уверенностью, горделиво распрямленные плечи оказались неожиданно широкими, грубоватые черты лица будто высечены из камня, а надо лбом сосновыми иголками топорщилась челка. Он вырастет в очень привлекательного мужчину — пусть не красавца, но притягательного своей яркой личностью.

— Вы о самолетах? — уточнила я, стараясь отбросить видение взрослого Петтера. — Опыты братьев Рауд любопытны, однако они не могут тягаться с теми же драконами

— Пока не могут! — жару в голосе мальчишки позавидовал бы и вулкан. — Но над этим работают лучшие конструкторы! Рыжие братья[33] сделали только первый шаг, с тех пор мы уже многому научились. А однажды научимся летать даже лучше, чем эти…

Он махнул рукой в сторону облаков, и я, приглядевшись, едва не вскрикнула от удивления. То, что я приняла за чайку, оказалось парящим в вышине драконом.

— Исмир? — вырвалось у меня.

Я тут же прикусила губу, но поздно. Мальчишка потемнел лицом и сжал кулаки, источая гремучую смесь ароматов горчицы, дегтя и гниющих водорослей.

— Вы влюблены в него, правда? Скажите честно, поэтому вы оттолкнули меня?

— Петтер, что за нелепые выдумки? — поморщилась я, стараясь поровну отмерить насмешки и удивления. — Не забывайте, я замужем.

— Лучше вы не забывайте об этом! — пожалуй, голосом Петтера можно было травить тараканов. — Вы так много ему позволяете, что об этом скоро будет шептаться вся Ингойя!

У меня перехватило дыхание, и захотелось отвесить пощечину наглому мальчишке.

— Надо думать, недавно, в автомобиле, вы защищали интересы моего мужа! — не удержалась от ответной шпильки я.

Лицо его вспыхнуло, и он шагнул вперед, заставив меня малодушно отступить.

«Пожалуй, не стоило его дразнить!» — мелькнула здравая (увы, запоздалая) мысль. Доведенная до предела мышь может броситься на кошку, что уж говорить о влюбленном мальчишке, распаленном ревностью и близостью предмета обожания!

В шаге от меня Петтер будто споткнулся. Резко остановился, глубоко вздохнул и схватил меня за руку.

— Я не буду извиняться! — выпалил он, глядя открыто и упрямо. И добавил вполголоса: — Я должен был попробовать.

Осторожно отодвинув перчатку и рукав, он коснулся губами бьющейся на моем запястье жилки.

— Петтер, прекратите! — потребовала я, силясь унять невольную дрожь.

Он медленно поднял голову. А глаза у него шальные и щеки пылают румянцем.

— Как прикажете, госпожа Мирра! — и не понять, чего больше в его голосе — горечи, гнева или смирения.

Хм, а не такой уж он и мальчишка: выше меня на голову, да и детская пухлость губ странно сочетается с морщинкой меж бровей и упрямым взглядом.

— Петтер, — вздохнув, проговорила я устало, — поймите, каковы бы ни были мои чувства, я не могу дать Ингольву повода для раздельного проживания. Потому что тогда он не позволит мне видеть сына!

Мальчишка мотнул головой, как лошадь, отгоняющая овода.

— Но я… — начал он. Возражения его потонули в раздавшемся с неба реве.

От неожиданности я вздрогнула и, отпрянув от Петтера, зажала уши руками. Над нами, то снижаясь, то снова взмывая вверх, кружил белоснежный дракон. Его чешуя слепила глаза, как снег в погожий день, а грация движений завораживала настолько, что я опустила руки, любуясь его танцем в небе…

Петтер, запрокинув голову, крикнул что-то яростное, но внезапно разбушевавшийся ветер подхватил и унес его слова, как осенние листья.

Еще немного покружив над нами, дракон нырнул в облака.

Как-то резко повалил снег, стремительно укрывая землю, а холодный воздух ревущим водопадом устремился вниз. Густые пушистые хлопья, похожие на клочки ваты, при каждом вздохе норовили забиться в нос, налипали на ресницы.

Вьюга, начавшаяся за считанные мгновения, бесновалась вокруг. Ни за что не поверила, что такое возможно!

Петтер что-то сказал, но за ревом бури слов было не разобрать.

«Не слышу!» — попыталась крикнуть я, но губы не подчинялись.

Он и сам, должно быть, сообразил. Дернул меня за руку и, пригибаясь, бросился к автомобилю. Идти было тяжело: порывы ветра сбивали с ног, хлестали по щекам, выбивали слезы из глаз…

Петтер волок меня за собой, как ребенок санки. Мне оставалось лишь, прищурившись, передвигать ноги, молясь, чтобы они не сбиться с пути. И цепляться на руку мальчишки, как утопающий за соломинку.

Когда хлопнула дверца, и Петтер бесцеремонно подпихнул меня вперед, я не сразу сообразила, что мы добрались. Автоматически повиновавшись, я почти упала на сиденье и попыталась сморгнуть налипший на ресницы снег. Петтер, вцепившись в руль, яростно щелкал какими-то тумблерами, передвигал рычажки…

— Давай же, давай! — бормотал он, кусая губы.

Наконец мотор мерно заурчал.

— Да! — подпрыгнув на сиденье, мальчишка до упора вдавил в пол педаль, и автомобиль рванулся вперед, тараня густую пелену снега. — Давай, Кьярваль[34], не подведи меня!

Я, несмотря на серьезность ситуации, тихонько фыркнула. Автомобиль действительно немного походил на кита, оказавшегося на берегу. И он рвался вперед, как кит — к спасительной воде…

Не знаю, сколько прошло времени. Напружинившись, я отчаянно цеплялась за дверную ручку.

«Один, мудрый отец богов, на тебя уповаю, — шептала я немеющими губами. — Спрями нашу дорогу[35], выведи на свет!» А снаружи, за тонкими металлическими стенами, ярилась вьюга, и мороз жадно пил драгоценное тепло…