Понтийский всадник, звездочёта сын, Пилат.

Мне удалось повидаться с Джемалом Бениашвили, эмигрировавшим в Израиль после распада СССР, когда разгромили его лабораторию в Тбилиси. Он работал патологоанатомом в госпитале недалеко от Реховота, где располагалась лаборатория Зусмана. Я познакомил Джемала и Игоря, они подружились и выполнили ряд интересных совместных работ. Джемал взял тур в Эйлат – курорт на Красном море, где мы провели славные три дня в бесконечных разговорах и купаясь в море. Было 42 градуса в тени, поэтому купаться можно было только ранним утром и вечером. После возвращения из Эйлата в Реховот я посетил лабораторию Рут Мискин в знаменитом Вейцмановском институте. Рут Мискин занималась мышами с мутацией, снижающей аппетит и потребление корма, что приводило к увеличению на 20 % продолжительности их жизни. Я хорошо знал её работы, и мне хотелось узнать, что при этом происходило с частотой опухолей – в публикациях Мискин этих данных не было. К моему удивлению, Рут объяснила отсутствие таких данных тем, что у них не было патолога, который мог бы грамотно произвести аутопсию мышей и поставить под микроскопом диагноз опухоли. Еще больше я удивился, когда она сказала, что специалистов по опухолям мышей в Израиле нет. Я дал ей телефон и координаты Игоря Зусмана, лаборатория которого расположена в десяти минутах ходьбы от ворот Вейцмановского института! Они наладили сотрудничество и опубликовали несколько прекрасных совместных работ. Так что польза израильской и мировой науке от моего визита в эту страну, надеюсь, была.

Конференция в Кёльне

Примерно в январе 2002 года в журнале «Neuroendocrinology Letters» появилось объявление о проведении в мае в Кёльне II Международной конференции «Свет, эндокринная система и рак». В списке приглашенных участников были практически все ведущие специалисты в этой области, включая Р. Стивенса, Д. Блэска, Х. Барча, Р. Рейтера, Дж. Брайнарда и многих других. У нас в лаборатории полным ходом шли опыты по воздействию постоянного освещения. Было бы полезно побывать на этой конференции, где можно было получить самую последнюю информацию и обсудить результаты наших экспериментов. Организатором конференции был Томас Эррен, который сам исследований не проводит, а является, скорее, теоретиком-романтиком этой проблемы. Он пишет статьи, содержащие пространные и не всегда последовательные рассуждения о роли светового загрязнения в развитии рака. Я написал Эррену, что в апреле буду в течение месяца работать в Ростоке в Институте демографических исследований общества имени Макса Планка и хотел бы принять участие в этой важной конференции, представить наши новые данные. Вскоре пришёл ответ – меня приглашают с лекцией. И вот, закончив работу в Ростоке, я сел в поезд и добрался до Кёльна.

Конференция была очень интересная. Результаты нашей лаборатории, которые я доложил, были достаточно весомы. Я также рассказал об исследованиях, выполненных в последнюю треть XX века в Советском Союзе И. О. Смирновой, И. К. Хаецким, А. К. Кураласовым, Д. Ш. Бениашвили, о которых присутствующие понятия не имели. Знал о них только Ричард Стивенс, которому я в свое время посылал мои переводы этих работ на английский язык. Но, как это принято у американцев, Стивенс предпочитал не упоминать об этих пионерских работах. Позитивным следствием моего выступления, а также активного участия в круглом столе стало то, что научный организационный комитет конференции поручил мне написать обзорную статью по проблеме и подготовить совместно с Джонни Хансеном из Датского канцер-регистра отчет о конференции для специального выпуска журнала «Neuroendocrinology Letters», что и было выполнено в срок[141], [142].

Долго будет Карелия сниться…

В тот же период, когда эксперименты Дмитрия Батурина на мышах ещё были в полном разгаре, а именно в 2002 году, в нашей лаборатории началась еще одна грандиозная научная эпопея. Дело было так. Позвонила Лиля Пушкова и сказала, что есть одна «способная девочка» в Петрозаводске, которая работает доцентом на кафедре фармакологии медицинского факультета Петрозаводского университета, хотела бы сделать докторскую диссертацию, но нет подходящей темы.

– Не придумаешь ли чего? – сказала Лиля. – Ты же можешь!

Лиля рассказала мне, что Ирина – дочь профессора А. И. Горанского – ученика И. И. Лихницкой. Мы были знакомы с Анатолием Ивановичем, который заведовал кафедрой физиологии в Петрозаводском педагогическом институте и был председателем Карельского отделения нашего Геронтологического общества. Вскоре ко мне в лабораторию приехала Ирина Анатольевна Виноградова – очаровательная и очень четко мыслящая молодая женщина. Мы долго беседовали. Я предложил ей заняться изучением роли постоянного освещения в старении и раке. Нужно было еще исследовать влияние естественного режима освещения – ведь в Петрозаводске белые ночи еще длиннее, чем в Петербурге, и также продолжительнее полярная ночь. В литературе имеются многочисленные работы по полярной медицине – особенностям заболеваемости жителей Арктического региона, состоянию их здоровья. В основном они были посвящены проблемам адаптации к холоду и гипоксии, экстремальным условиям вахтовой работы. Однако работы по экспериментальному моделированию последствий разных световых режимов в литературе не встречались. Не было и попыток фармакологического воздействия для профилактики неблагоприятного воздействия нарушений светового режима. В качестве таких средств логично было использовать мелатонин и эпиталон – синтетический пептид, стимулировавший продукцию мелатонина. Хавинсон легко согласился выделить нужное количество эпиталона на весь опыт – возможностью безвозмездно испытать в таком огромном опыте эпиталон нельзя было пренебрегать. На вопрос, есть ли возможность содержать в университете крыс и в каком количестве, Ирина Анатольевна ответила, что виварий в университете большой, но пустует. Его даже собираются закрыть, так как опытов на животных никто не ставит. В общих чертах мы обсудили схему возможного опыта. Ирина Анатольевна уехала в Петрозаводск, пообещав подумать над моим предложением и выяснить возможности выполнения такой работы, объем которой был еще не ясен.

Через очень короткое время она позвонила и сказала, что идея работы понравилась и она готова приехать, чтобы взять какое-то количество крыс для разводки в своем виварии. Работа закипела. Крысы размножались ударными темпами, были закуплены корма, мы обсуждали по телефону и электронной почте детали эксперимента, который на глазах вырастал в грандиозный проект. Ирина оказалась блестящим организатором. Наряду с сотрудниками кафедры фармакологии, она привлекла к работе сотрудников Института биологии Карельского филиала Уральского отделения РАН, которые могли определять параметры свободнорадикального статуса, а также клинико-диагностическую лабораторию республиканской больницы, где была аппаратура для определения гормонов. Но самое главное – были привлечены студенты и организовано студенческое научное общество – около двух десятков студентов участвовали в экспериментах, помогали вести протоколы, дежурили в праздники и выходные, что очень важно в таких длительных экспериментах. В нашу лабораторию приезжала ассистент кафедры И. В. Чернова, которую обучили брать влагалищные мазки и их оценивать. Это нужно было для мониторинга