Рита нетерпеливо придвинулась, будто тоже пытаясь разглядеть свою судьбу в получившемся беспорядке. Однако, судя по всему, беспорядком это мог назвать только не сведущий в подобном гадании. Мать быстро пробежала глазами по валяющимся перед ней костям и начала говорить:

— Завистники есть у тебя. От них тебе горе будет. Страшная сила за тобой будет охотиться. И если не найдёшь защиты… погибнешь.

Рита ошарашено смотрела то на кости, то в глаза Матери, будто ожидая, что старуха улыбнётся и скажет, что пошутила. Но лицо старухи оставалось серьёзным.

— Я так и знала, — проронила девушка и закрыла лицо руками. — Я так и знала…

— Расскажи мне, что за горе в твоей жизни?

Рита судорожно вздохнула.

— Понимаете, ходят слухи, будто бы я — ведьма. А у меня только мама чуть-чуть заговаривать умеет… А кто-то говорит, будто я скот морю. Меня люди бояться. А недавно мне сказали, что про меня какой-то старшина всё выспрашивал. Ходил вокруг дома, сплетни слушал. А потом ушёл. Вот и боюсь я теперь…

— Это дело поправимое, доченька, — сказала старуха. — Пусть твоя мать придёт завтра ко мне. Может быть поможем твоему горю, спасём тебя от пыток.

— Правда? — Рита подняла глаза на неё. — Но как?

— Это уже наше дело. Ты ступай, ступай. Завтра с матерью приходи, да гляди, чтобы не следовал за вами никто.

Девушка искренне поблагодарила Мать, а затем, оставив в качестве платы целых два талера, поспешила уйти.

Старуха ещё раз глянула на выпавшую комбинацию, а затем собрала кости, встряхнула их и снова вывалила на стол.

— Что случилось? — спросила Хэлена, незаметно появившаяся в проходе.

— Видимо сейчас мы ступили как раз на тот путь, который приведёт нас к благополучию, — ответила Мать и спрятала кости.

На следующий день Рита привела свою мать, и через неё община получила связь с другими колдуньями Арнштадта.

Первое время они жили в доме, который давным-давно принадлежал общине и стоял пустым на тот случай, если инквизиции Бамберга всё же удастся их обнаружить. Город был близок к панике — Густав, король Швеции, высадился на материке, в устье Одера. Это событие было основной темой сплетен и слухов.

Но постепенно по Арнштадту начали расползаться слухи совсем иного рода: о том, что в городе живёт несколько ведьм, и что они помогают всем нуждающимся, могут за небольшую плату приворожить, сделать целебное зелье, вылечить или погубить скот.

Рита со своей матерью Изабеллой очень им помогали, приводя людей в их скромное жилище. Барс, Хэлена и другие члены общины тоже искали клиентов — они подсаживались к людям в пивных, прохаживались по рынку, в поисках нуждающихся, а потом предлагали им свои услуги.

Однако водить всех и каждого в дом стало слишком опасно — слухи также доходили и до городской стражи, и о священнослужителей самых разных санов.

Но вскоре нашлось решение и этой проблеме.

В Августе к ним пришёл Отто Мецгер, владелец одного из местных трактиров — усатый старик, с лицом испещрённым морщинами. Он жаловался, что народ обходит его заведение стороной, как будто оно проклято.

— Вот если бы можно было как-то это поправить, чтобы народ-то шёл, — виновато говорил он, теребя усы, я бы никаких денег не пожалел.

Матери, конечно, нужны были деньги, но гораздо важнее для неё было другое. Вскоре община навела на трактир такие чары, которые приманивали туда богатых и состоятельных посетителей, а городская стража обходила её стороной. Хозяин был очень рад, предлагал деньги, пищу взамен, но всё же община выторговала у него место в подвале, чтобы там принимать нуждающихся и не ставить под угрозу тот единственный дом, где они доселе обитали.

Заклятие, наведённое на трактир, кажется, привлекало посетителей и к ним. Слухи быстро расходились по городу, а работа ведьм не вызывала ни у кого нареканий, поэтому народ шёл валом. Городская стража во главе с местным епископом сбилась с ног, пытаясь разыскать колдовской ковен, который вырос у них прямо под носом. Но безрезультатно. Было похоже на то, что люди больше верили колдуньям, чем церкви. И колдуньи не подводили их, хоть и стоило им это немалых сил.

— У меня неделю назад издохла корова, а у соседа они, наоборот, становятся жирнее, — говорил пришедший крестьянин.

— Вы хотите, чтобы у вас коровы были лучше, чем у соседа?

— Нет, я хочу, чтобы они у него все перемёрли, потому что, я уверен, это он на моих коровок порчу наслал…

И приходилось выполнять, потому что платили деньги, давали продукты или что иное.

— Пусть у моей сестры вместо носа вырастет жаба!

— Сделайте так, чтобы все меня боялись…

— …она ушла от меня, так пусть ей будет плохо!

— Да я уверен, что Якоб украл у меня репу и посадил у себя на огороде. Пусть она у него вся сгниёт!

И прочая дребедень, которой люди всегда желают. Никто не просил счастья для ближнего, даже тех, кто желал быть лучше других, было очень мало.

«Сделайте, чтобы ему было хуже, чем мне!» — это было похоже на гонку вглубину, на неведомую игру в «отставашки», где нужно не обогнать других, но заставить их отстать от тебя.

И Хэлена больше не удивлялась, откуда взялась охота на ведьм, инквизиция, казни, доносы, порча и сглаз. Это были всего лишь проявления зависти и ненависти, царивших под этим небом.

Но зависть и ненависть платили деньги. И общине приходилось преумножать зависть и порождать ненависть, идя на сделку со своей совестью, чувством справедливости и даже верой.

А в конце сентября к ним пришёл вовсе странный посетитель.

— …плавят, мерзавцы, целые талеры в крейцеры. По весу выходит одинаково, а в сумме — больше. Да ещё стараются поменьше серебра добавлять, чтобы дешевле вышло. Видано ли, чтобы сто лет назад талер стоил семьдесят пять крейцеров, а теперь — больше тысячи? Чиновники и ландскнехты крейцеры уже не принимают, скоро и мы перестанем, — трактирщик махнул рукой.

— Сейчас война, шведы уже близко, так что крейцер ещё подешевеет, — сказал Барс, стоявший рядом.

— Господи, спаси нас, — вздохнул Отто.

В этот момент входная дверь со скрипом отворилась, звякнули набитые на неё подковы, внутрь, в сопровождении двоих солдат, вошёл крепкий лысый мужчина, одетый как ландскнехт.

Хозяин Отто как-то незаметно, бочком-бочком исчез в проёме подвала. Немногие посетители вжались в стулья и искоса наблюдали за тем, как пришедший шагал к стойке.

У стойки стояли Барс, Мать и Хэлена.

— Я к вам, — отчеканил он, холодно глядя ей в глаза. — Меня зовут Вольф, я капитан гарнизона.

Как его зовут, знали все. Он пришёл, даже несмотря на то, что городской страже не доставляло особого удовольствия прохаживаться рядом с трактиром — появлялась смутная тревога, хотелось уйти отсюда подальше. Но он не был рядовым стражником и пришёл сам — видимо его привела очень сильная нужда.