Позиционный период

То, что в Русско-японскую войну показалось «случайностью», стало постоянным кошмаром на три года. Сплошные линии траншей с ходами сообщения и укрытиями, опоясанные колючей проволокой в несколько рядов и ощетинившиеся пулеметами, прикрытые артиллерийским огнем, образуют укрепленные полосы, кажется, неуязвимые для пехотных атак.

Позиционная война требовала лобового удара. «Искать решения боя», атакуя фланги противника, как предполагалось перед войной, часто уже просто невозможно — и дело не только в сплошной линии фронта (разрывы ее, конечно, были), но и ограниченной маневренности пехоты. А.А. Брусилов, командовавший тогда 8-й армией, описывал действия 2-го Кавказского и 23-го армейского корпусов в ходе неудавшегося контрудара на Любачув для остановки наступления германских войск в Галиции в мае 1915 г.: «Получалась лобовая атака противника, обладавшего громадной артиллерией и множеством пулеметов; у нас же ни орудий, ни пулеметов в достаточном количестве не было, да и артиллерийская атака, которая должна была подготовить пехотную и поддерживать ее, не могла состояться вследствие недостатка снарядов. Можно было вперед сказать, что этот недостаточный и несвоевременный кулак, пущенный в ход не в надлежащем месте, никаких осязательных результатов не даст. Нужно притом добавить, что эти два корпуса, сами по себе очень высоких боевых качеств, были плохо обучены, как и большинство войск, прибывавших к нам с севера, и атаку они произвели весьма несноровисто». Интересны отрывки из приказа Брусилова в связи с боями на фронте Любачув, Краковец 2–3 июня 1915 г.: «Технически наступление повели так, как дай Бог вести его испытанными, стойкими частями с надежными кадрами, то есть повели его редкими цепями, где каждый стрелок должен работать самостоятельно, по собственным соображениям; но было забыто главное, что ныне люди мало обучены, а офицеров мало. Теперь для успеха наступления надо вести его густыми цепями, а поддержки иметь в еще более густых цепях и даже в колоннах… Раз какие-либо части дрогнули, вперед не идут, а некоторые уже и поворачивают — место начальников впереди, а не на центральной телефонной станции, где можно оставить и адъютанта. Никаких оправданий в малом числе штыков быть не может: чем их меньше, тем легче перейти от управления к командованию… Мы начали отступать не по своей вине, но отступаем уже второй месяц.

Пора остановиться и посчитаться наконец с врагом как следует, совершенно забыв жалкие слова о могуществе неприятельской артиллерии, превосходстве его сил… Для малодушных, сдающихся в плен или оставляющих строй, не должно быть пощады… помнить, что дальше нам уходить некуда: подо Львовом мы должны удержаться» (правда, 9 июня Львов все же был оставлен). Густые цепи, за которыми следуют поддержки и резервы в еще

более густых построениях (вплоть до колонн), переход от управления к командованию на поле боя, ужесточение наказаний — следствие падения уровня готовности и духа войск при отступлении, необходимости командирам срочно «взять в руки» части. Хотя в этом же приказе видно признание преимущества редкой стрелковой цепи («рассыпного строя», пропагандировавшегося в армии еще до войны «для лучшего поражения неприятеля огнем, для доставления стрелкам наибольших удобств при стрельбе и для уменьшения потерь в людях от огня противника»), а также даются рекомендации по совершенствованию обороны: «При обороне занимать передовые окопы наименьшим числом стрелков, располагая сзади поддержки и резервы в несколько линий… не пугаться прорывов и обходов, прорывающихся брать в плен, а обходящих обходить в свою очередь, для чего иметь резервы… помогать соседям не только огнем, но и наступлением, памятуя, что оборонительный образ действий, принятый армией, не исключает, а требует развития самых энергичных активных действий на отдельных участках, в зависимости от обстановки, по инициативе ближайшего начальства».

Представление о силе и плотности пулеметного и артиллерийского огня дает этот лес, сфотографированный после боев под Двинском в 1916 г.

Наступление теперь ведется медленно и «методично». Ударная сила русской армии в наступлении в 1915-м — начале 1916 г. все еще основывается на живой силе пехоты, и «методичное» наступление стоит больших жертв. «Русская армия кровью своих сынов искупала недостаток технических средств», — сетовал генерал Эверт.

Сближение с противником перед переходом в наступление производится постепенно с последовательным занятием рубежей и подготовкой их к обороне. В 1916 г. в книге «Опыт текущей войны» В. Буняковского это описывалось так: «От каждой части, по получении ею полосы наступления, выслать собственную разведку, гарантирующую успех ее действий независимо от результатов разведки, высланной старшим начальником. Разведка эта преследует цель тщательного изучения подступов, нахождения рубежей, удобных для обороны и в качестве стрелковых позиций, сбора сведений о группировке и силах передовых частей противника, а по отходе их — о свойствах позиции противника и характере укрепления ее на участке полосы наступления. Передовые части при сближении с противником должны действовать осмотрительно, не зарываясь… продвигаться от рубежа к рубежу, принимая меры к прочному утверждению на них приведением их в оборонительное состояние». Генерал Иванов в своих указаниях войскам Юго-Западного фронта в начале того же 1916 г. конкретизировал задачи наблюдателей при подготовке наступления: «Наблюдение ведется в течение всех суток — постоянным, напряженным наблюдением наблюдателей всех степеней от ротных, батарейных до офицеров генштаба в масштабе дивизии. Наблюдение ведется из особых блиндажей. Задача его: а) изучение подступов к неприятельской позиции; б) изучение системы огня и структуры боевого порядка противника».

«По развертывании боевого порядка, — писал далее Буняковский, — прохождение зоны артиллерийского и ружейного огня производить, руководствуясь следующим: при наступлении под огнем тяжелой артиллерии необходимо принимать рассредоточенные построения — лучше всего двигаясь рядом цепей, на дистанции одна от другой не менее 30–40 шагов. При обстреливании редким, но метким огнем тяжелой артиллерии следует, заслышав звук приближающейся очереди снарядов, мгновенно залечь, а по разрыве — быстро вскочив, продолжать движение вперед». В самом деле, на фронте солдаты быстро учились по звуку определять подлетающие снаряды и даже тип орудия, а привычка при обстреле быстро залегать и передвигаться бросками между разрывами, судя по воспоминаниям, у многих доходила до автоматизма (как и отличать по звуку, скажем, стрельбу германских «Максимов» от своих). Методичность ведения огня вражеской тяжелой артиллерией «по квадратам по карте» породила способ преодоления участков ее заградительного огня: если нельзя было без существенных потерь преодолеть их перебежками группами или по одному, выждать переноса огня вглубь или на другой участок и наступать, «пользуясь площадями, уже обстрелянными противником».

Атака противника была теперь невозможна без предварительного преодоления многорядных искусственных препятствий. Если проходы не были проделаны артиллерией, пехоте — при хроническом недостатке саперов — приходилось выполнять эту работу собственными средствами, используя ножницы для резки проволоки, топоры, пироксилиновые патроны. Проходы рекомендовалось выполнять шириной в 25–30 шагов из расчета 3–4 прохода на батальон. Понятны рекомендации устраивать проходы «ночью или во время такого состояния атмосферы, когда кругозор стеснен», причем команды для проделывания проходов «должны быть вооружены, имея при себе по возможности и ручные гранаты для борьбы накоротке». Где было возможно, препятствия преодолевали, набрасывая на них фашины, соломенные маты, тюфяки, мешки, доски, плетни — благо, солдатская смекалка и привычка русского солдата к работе позволяли быстро заготовлять нужные приспособления.