Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хватит.
Так что я просто улыбнулась в ответ на обжигающий взгляд, ничего не делая, не пытаясь коснуться его, не стремясь зайти дальше. К чёрту. Я глубоко вздохнула, прикрыла глаза и запрокинула голову, наслаждаясь мгновением. Здесь и сейчас. Как прохладный водопад волос скользнул по обнажённым плечам, как от резкого выдоха одна из бретелек плавно стекла с плеча, как истерично и гулко билось в груди сердце. Я слушала стук капель дождя, мерный нарастающий гул, и, блин, просто была счастлива.
Просто сейчас, всего одно мгновение, пока всё не закончится.
Но ничто не закончилось. Первыми были пальцы, ласково спустившие вниз вторую бретельку сарафана, потом – чувственный поцелуй в изгиб шеи, в опасно открытое сейчас горло, чуть ниже подбородка; затем губы скользнули на плечо, спустились к груди. Ладони прошлись по спине, по кромке платья, отыскивая язычок молнии, и потянули замок вниз, позволяя платью нежным цветком фиалки опасть к моим бёдрам.
Руки на моём животе, на спине. Горячие, опаляющие прикосновения.
Я сглотнула, чувствуя, как резко дёрнулось горло, как чужие губы поймали это движение, запечатлев на шее короткий поцелуй, и опустила голову. Дышать было сложно, дышать было опасно. Потому что сейчас на свою ведьму смотрел настоящий инквизитор, тот самый, который столько времени прятался в дальнем уголке, позволяя всем остальным личностям брать верх. Являлся во взгляде, обещая большее. Гангстер, гвардеец, телохранитель, крутой бизнесмен. Сколько там ещё я напридумывала?
Рука сама поднялась выше, ладонь легла на грудь Стаса, на тонкую ткань майки, прямо напротив сердца. На кончиках пальцев отзывались глухие удары, быстрый, прерывистый ритм. Тук. Тук-тук. Тишина. Тук-тук. Тук-тук.
– И что дальше? – произнесла я, с трудом разлепив пересохшие губы, а потом криво усмехнулась, явно научившись этому у телохранителя: – Остановимся?
Он смотрел на меня, дышал тяжело, почти болезненно. Бедром я ощущала каменную эрекцию, пальцами – удары сердца.
Мгновение, два, три…
– Иди сюда, – выдохнул Стас, перехватывая меня за шею и дёргая на себя.
И я, чёрт возьми, не стала сопротивляться!
Снова поцелуй, секундная заминка – и его майка отлетела в сторону, то ли на пол, то ли на стол, неважно! Ещё одно долгое, мучительное касание губ – и мы избавились от моего платья, а потом и от лифчика. Фиалковая ткань, должно быть, живописно укрыла своими лепестками ковёр.
Кожа к коже, я прижалась к его груди, бешеный стук сердец слился в одно, потерялся в шуме дождя. За окнами грохотал гром, сверкала молния, а я радовалась только тому, что в домашних джинсах Стаса не было ремня, с пряжкой которого определённо пришлось бы провозиться целое столетие. Зато имелся презерватив – Бо-оже, вот не зря всё же тогда нагло их закупила! А ещё были чуть грубоватые руки, ласкающие моё тело, от каждого движения которых по коже пробегали мурашки; горячие губы, жадный взгляд.
Было безумие, которое наконец-то наступило. И я не верила в него, просто боялась верить. Даже когда расстёгивала пуговицу на джинсах, даже когда падала спиной на матрас, придавленная крепким телом, когда стонала от поцелуев, жаждая большего.
Он вошёл рывком, потому что я сама так просила. И сама же потом шипела от боли, наслаждаясь дискомфотртом после почти трёхлетнего отсутствия секса. Шипела, смеялась звонко и немного истерично, прося себя поцеловать, умоляя не останавливаться, продолжать, двигаться, хотя телохранитель заботливо замер, испугавшись реакции. Но нет, я просила делать что угодно, лишь бы это не закончилось слишком быстро.
Ох-х, Станислав, мать твою, Вероцкий! Что ты со мной делаешь, если рядом с тобой даже боль кажется высшей наградой? Если в твоих объятиях я – Я! – думаю о сексе и наслаждаюсь им, хотя постоянно максимально оттягивала момент близости?
Стас не знал ответа. Он молчал, заменяя слова поцелуями, заменяя любые объяснения прикосновениями, а я прижималась к его груди, раскрывалась, кайфуя от момента единения… и думала, что просто умру.
Вот оно сейчас закончится. И умру.
Но когда Стас хрипло и так сексуально застонал, содрогаясь в оргазме, когда его тело прижало меня к кровати, а зубы впились в шею в поцелуе-укусе, я не умерла. Я ощутила такое безграничное наслаждение, что оказалась смыта его волной, охвачена каждой клеточкой. Казалось, оргазм охватил даже мозг, свёл судорогой руки, навеки сцепляя их на шее Стаса.
Но я очнулась. Обняла его крепче, поцеловала во влажный висок и одними губами прошептала.
«Я люблю тебя».
Чем бы всё ни закончилось на этот раз.
Стас держал в своих руках эту нежную блондинку, обнимал её, целовал, обладал… и чёрт возьми, думал лишь о том, что зря не сделал этого раньше. Какая разница? Он ведь и так сходил от неё с ума, но боролся, боролся, боролся. Зачем?
Чтобы сейчас, после секса, срывая с её губ ленивые поцелуи и не желая выпускать из своих рук, особенно остро осознавать, что скоро всё это закончится? Сколько продлятся их бега? По словам матушки, не больше пары недель. Светлана Борисовна обещала, что – хоть деньги и хорошие – она сделает всё возможное, чтобы найти придурка, который угрожает клиентке и засадить за решётку. Как? О, она придумает.
А это означает: довольно скоро – что есть каких-то две недели, когда он стережёт Регину уже больше месяца? – они вернутся, услуги Вероцкого больше не понадобятся, а у клиентки снова будет дорогой босс (Ежова Стас в расчет не брал, а вот Сергея Всеволодовича приходилось). И что тогда? Почему нельзя было перестать строить из себя идиота уже пару недель назад? Всё равно он окажется именно там… будет «плакаться сестре о разбитом сердце».
Стас опустил голову, продолжая накручивать на палец прядь волос девушки. Она лежала с открытыми глазами, водила пальцами по узору на пододеяльнике. Растрёпанная, с припухшими от поцелуев губами, крепко обнимающая его поперёк груди – такая она казалась Вероцкому ещё более красивой, чем всегда.
Он никогда не думал, что настолько сентиментален. Что когда-либо будет лежать в одной постели с девушкой и думать о том, какая она неземная вот именно сейчас, в этот момент.
И вспоминать брошенное в порыве злости признание: «Зря я в тебя влюбилась…»