Дональд обожал своих двух дочерей. У обеих были те же волосы и глаза, что и у матери, они обе радостно смеялись и с удовольствием играли с игрушками, которые он им приносил. Временами, когда он выходил из переполненной детской, казалось, трудно было поверить, что все эти дети его. Пятеро за четыре года. Трое сыновей, две дочери и жена, которая, как ему казалось, хорошеет год от года.

VI

Теперь Элейн прибегала к зельям и заклинаниям, которым научила ее Морна. Она ходила одна в поля и разговаривала с богами, стояла обнаженная в лунном свете, чтобы холод убрал приметы старости с ее тела. Детей у нее больше не должно быть. Это убеждение пришло к ней так же твердо и внезапно, как когда-то осознание того, что Дональд будет возвращаться после каждых ее родов. Понимая это, она чувствовала себя увереннее и раскованнее, когда они были вместе. Но такое случалось все реже, и это она тоже понимала.

Словно для того, чтобы заменить гаснущую страсть, к ней вернулись видения. Они приходили к Элейн на полях. Она чувствовала, что таинственные силы нарастали при полнолунии, поэтому теперь боялась меньше. Она предсказала, что юноша, которого полюбила Агнес, упадет с задка повозки и сломает ногу. Она знала, что сэр Дункан Комин тяжело заболеет лихорадкой, но вскоре поправится. Трижды она видела всадника, скачущего сквозь бурю, но не могла разглядеть его лица. И она открыла свое сердце мирам, лежавшим за завесой мятущейся тьмы, и снова впустила Александра в свою жизнь. При таком пособничестве со стороны Элейн, хотя и неосознанном, ему ненужен был феникс. Александр становился все сильнее.

Он вернулся в сентябре, в ночь первого полнолуния. Элейн наблюдала, как Изабелла делает свои первые нетвердые шаги от одной няньки к другой в теплом солнечном свете полудня. Все дети были в детской. Три мальчика весело играли в мяч, маленькая Марджори спала в плетеной соломенной корзинке. По какой-то причине Элейн испытывала странный подсознательный страх именно за Изабеллу, а не за Сэнди. В этот момент Элейн снова испытала его, словно ужас коснулся ее лица, тронул за руку так легко, что можно было приписать это ее воображению. Какое-то мгновение она ничего не осознавала.

– Элейн…

Она так ясно услышала свое имя, что посмотрела вокруг. Кроме детей с няньками, никого не было. Никого, кто бы мог позвать.

– Элейн…

На этот раз голос был слабее, но вдруг она поняла, кому он принадлежал. Элейн остановилась, озираясь по сторонам, сердце ее учащенно билось. Она пожертвовала феникса богам – бросила его в глубокий пруд, возле источника, где умерла леди Map. Как мог Александр снова явиться сюда? Что она сделала такого, отчего он снова оказался возле нее?

– Миледи, посмотрите!

– Мама, посмотри на Изабеллу!

– Мама, она идет сама! – Радостные крики вывели Элейн из оцепенения и вернули к настоящему. Александр исчез.

Ночью она занималась любовью с Дональдом так, как будто никогда не отпустит его от себя, боготворя его тело, прикасаясь к нему жадными пальцами, целуя его, вталкивая его в себя с жадностью, от которой он был в восторге. Когда, никонец усталые и насытившиеся, они разомкнули объятия, она лежала в страхе, глядя в темные углы комнаты.

– Пожалуйста, не приходи больше, – прошептала она в пустоту. – Не забирай меня у него.

Она закрыла для него свое сердце и лишилась феникса, – на самом деле, как он мог теперь прийти к ней?

VII

– Ты должна мне помочь, – сказала Элейн Морне. – Больше я ни с кем не могу об этом поговорить. Все обстоит так, будто он пытается вернуть меня себе. Он разрывает меня на части. Я избавилась от феникса, а он все равно приходит. – Элейн положила голову на руки Морны. – Мне кажется, что я схожу с ума. Он все время присутствует рядом, даже когда я занимаюсь любовью с Дональдом. Я все время ощущаю его присутствие, и он не оставляет меня в покое. Почему, ведь прошло уже столько лет? Почему он вернулся?

Морна пожала плечами.

– Должно быть, что-то случилось, и это дало ему надежду. Вы научились жить в мире лунного света и духов, и он чувствует, что вы рядом. Поэтому его любовь становится сильнее, и между вами возникает новая, прочная связь. Может, вам лучше последовать совету Дональда и отправиться к королю? Вы как-то говорили, что он не преследует вас, когда вы рядом с его сыном.

VIII

Дворец Скоун. Сентябрь 1270

Король тепло встретил Элейн и Дональда и тут же пригласил их к себе.

– Лорд Дональд, ваш отец напомнил мне, что вы, один из достойнейших и благороднейших мужчин, не посвящены до сих пор в рыцари. Я сейчас же исправлю эту оплошность, здесь же, в канун Михайлова дня. – Он взял руку Дональда и хлопнул его по плечу, затем смущенно глянул на Элейн. – Я рад, что мы наконец можем исправить это недоразумение и наградить вас рыцарским достоинством.

Сердце Элейн переполняла гордость. За все эти годы они ни разу не обсуждали тот день, когда король отказал посвятить Дональда в рыцари. Элейн никогда не говорила об этом, так как ее вина была слишком велика. А если Дональд и думал об этом, он предпочитал держать это в себе. Он ни разу не упрекнул ее, ни разу не подал виду, что вообще об этом думает. Но теперь неописуемая радость на его лице напомнила Элейн о том, чего ему стоило простить ее и не думать об этом. Она тихонько прикоснулась к его руке, и он улыбнулся в ответ. Эта улыбка сказала Элейн все. Его любовь к жене была для него превыше всего. Ради нее он тысячу раз отрекся бы от рыцарского звания, если бы она этого захотела. Она слегка подтолкнула мужа и отступила в сторону, когда Дональд преклонил колено, чтобы поцеловать руку короля.

Через день после посвящения Дональда в рыцари Элейн гуляла по парку в Скоуне. Беток сопровождала хозяйку.

– Вы выглядите счастливой, миледи. Должно быть, вы так гордитесь сэром Дональдом.

– Да, – остановившись, сказала Элейн. Ей было чем в этой жизни гордиться: Дональдом, их детьми, Макдаффом, маленьким Дунканом. Особое место в ее сердце занимали Джоанна и Хавиза, с которыми Элейн разлучила судьба, – они были теперь далеко от нее. Особое место было и для Колбана и для двух умерших младенцев, рожденных от короля, и для Ронвен, хотя она не позволяла себе много думать о них. Она молилась за них в темноте, на полях. А еще там было место для Александра. Ее любимого Александра, тоже отнятого у нее судьбой, ему предстоит стать частью ее будущего после того, как она умрет. Элейн нахмурилась. Почему она вдруг подумала об этом? Он ведь ничего не значил для нее теперь, совсем ничего. Для него не было места ни рядом с ней, ни рядом с его сыном. Но даже если Элейн и хотелось так думать, она знала, что это было неправдой. Она ошибалась, думая, что он не придет к ней, когда она будет рядом с его сыном. Александр был здесь, – он был всюду. Здесь все еще было его королевство, и после Элейн больше всего на свете он любил сына.

Солнце отражалось в далеких излучинах реки, которая вилась серебристыми зигзагами. Слова Беток звучали где-то далеко; их накрывали волны, шелестящие за завесой мрака, под пеленой дождя.