— А войну с ящерами тоже они организовали?

— Нет, здесь они просчитались. Они исследовали психологию ящеров, но изучали только тех, кто учился в университете, а это совсем не то же самое, что ящер, бегающий по джунглям с мечом и кинжалом. Они недооценили воинственность и переоценили социальные установки ящеров. Массовые нападения на человеческие фермы стали для них неожиданностью.

— А почему Кузнецов вдруг решил пойти на переговоры? Из-за того вокзала?

— Из-за него. Изначально у них было два вокзала, второй связывал Деметру с Гефестом, но он был разрушен.

— Как? Где?

— На другом конце, на Гефесте. Ты знаешь, кто отец Якадзуно?

— Хируки Мусусимару, главный юрист «Уйгурского палладия».

— Точно. Он где-то раскопал, что ХММ экспортирует на Деметру машиностроительную продукцию, вначале он потребовал взятку с одного топ-менеджера ХММ, а потом ни с того ни с сего полез в бутылку и сдал властям расположение вокзала. Пришлось его подорвать. Вокзал, я имею в виду, а не Хируки. У яйцеголовых остался только один вокзал, в неудобном месте и с минимальной пропускной способностью. Им пришлось скорректировать планы. Перенести терраформинг на неопределенный срок, уменьшить мощность строящихся реакторов, ну и так далее.

— Обалдеть! И что? Неужели ты готов с ними работать?

— Не знаю. Честное слово, не знаю. С одной стороны, идея очень заманчивая…

— Заманчивая? Сколько людей уже погибло на Деметре?

— Меньше десяти тысяч. Ящеров — почти миллион, но кто их считает… Знаешь, если отвлечься от эмоций, потери невелики. Народ напуган, но почти никто серьезно не пострадал.

— А ты знаешь, в каких условиях живут рабочие на стройках?

— Примерно в таких же, как туристы в походах. Понимаешь, Дзимбээ, каждая стройка рано или поздно завершается. Трудовая мобилизация была затеяна не для того. Строительство можно было организовать вообще без привлечения дополнительной рабочей силы, вся эта затея была устроена только с одной целью — устроить людям хорошую встряску. Когда ученые решат, что народ Деметры получил достаточно эмоций, жизнь тут же наладится. Сразу появится много пищи, энергии и товаров, Багров объявит о переходе к новому этапу революции, братство ослабит интенсивность полоскания мозгов населения, люди подумают — вот как хорошо стало жить.

— И сразу сделают много разных открытий, и на всей планете наступит процветание и всеобщее счастье.

— Примерно так. Ты учти, каждый пятый житель Деметры имеет высшее образование, на Деметре практически нет преступности…

— Да ну!

— Ну да. Местная мафия не более преступна, чем отделы внешней безопасности земных корпораций. А теперь мафия вообще сидит тише воды, ниже травы. Те, кто поумнее, работают на братство, изображают полицию, а остальных давно ликвидировали без суда и следствия, по законам революционного времени. Когда братство проводило репрессии, оно избавлялось не столько от недовольных, сколько от балласта. Сейчас социальная структура общества близка к идеальной.

— А как же фермеры?

— Фермеры скоро будут не нужны. Сейчас их активно уничтожают ящеры, но самые умные фермеры уже перебрались в города. Когда наступит час «Ч», власти введут в действие программу переподготовки кадров, и те фермеры, что способны работать не только руками, но и головой, найдут себе новое место. А худшие… Естественный отбор никто не отменял, что бы ни говорили правозащитники. Деметра станет планетой ученых. Социологи говорят, это приведет к настоящему прорыву в науке.

— Выходит, все наши труды были напрасны?

— Как сказать… Мы ведь не знали, где собака зарыта. Нет, я не считаю, что мы действовали неправильно. Если бы все знать заранее…

— Я не об этом. Ты считаешь, они все делают правильно?

— Не знаю. Мне надо еще разок проглядеть их материалы…

— Мне можно посмотреть?

— Да, конечно, держи, — и мобила Дзимбээ разразилась целой серией коротких писков.

Остаток дня Дзимбээ посвятил изучению самых сокровенных тайн деметрианской революции.

5

— Ты еще не устал здесь прохлаждаться? — спросил Анатолий.

— Если это называется «прохлаждаться», то чем тогда занимаются эскимосы на Чукотке? — переспросил Якадзуно, ехидно ухмыльнувшись.

— Эскимосы на Аляске, на Чукотке — чукчи. Но ведь ты понял меня.

— Снова мысли читаешь?

— Да хватит тебе подкалывать! Можешь ответить серьезно?

— Ты и так знаешь ответ. Меня все достало. Знаешь, что больше всего меня достало?

— Что?

— Отсутствие связи с внешним миром.

— Чего?

— Ты даже не заметил? Ну ты даешь. Здесь не работает ни телефонная связь, ни почта, даже в чат невозможно войти.

— Может, здесь так принято? Режимный объект все-таки.

— Режим режимом, но я никаких подписок не давал. Я собираюсь свалить отсюда.

— Моего выздоровления не дождешься?

— Боюсь, что нет. Меня достало безделье. Знаешь, Анатолий, я прекрасно понимаю, что как боец я полный ноль, но я просто не могу здесь сидеть, расслабляться, пьянствовать, трахаться по три раза на дню, а в это самое время на Деметре решается судьба двух миллионов человек. Я знаю, эти слова звучат глупо и напыщенно, но я действительно так думаю. Пусть это все глупые самурайские бредни, но я так воспитан, я уже не могу стать другим. От этого санатория меня уже воротит.

— Я тебя понимаю. Я чувствую примерно то же самое. Но меня пообещали восстановить в должности…

— Снова будешь курьером?

— Да нет же! Аджьянд сказал, что, если курс лечения пройдет нормально, меня снова возьмут в десант. Мои комплексы исчезли, я теперь снова могу сражаться как нормальный боец.

— А что были за комплексы, если не секрет?

— Мне трудно убивать людей.

— Да уж, этот комплекс у тебя точно исчез. Думаешь, это хорошо?

— Я уже ничего не думаю. Это чертово приключение перевернуло всю мою жизнь, все мироощущение… Как-то напыщенно получилось… Но я и вправду стал себя чувствовать другим человеком. Я не знаю, лучше я стал или хуже, я просто другой. Так бывает, когда возвращаешься куда-то, где не был несколько лет, знаешь, есть такой пример из учебника, что, когда возвращаешься туда, где был ребенком, все вещи кажутся маленькими.

Якадзуно вздохнул.

— Я все понимаю, — сказал он. — Ты веришь в судьбу?

— Нет.

— А я верю. И я благодарен судьбе, или богам, или бесы его знают чему за то, что в моей жизни было это испытание.

— Думаешь, оно закончилось?

— А что, есть сомнения?