Именно последнее приводило Итана Келески в восторг. Этот мужчина напоминал мне ребенка, получившего новую игрушку. Думаю, учитывая его возраст, он давно перестал встречать в магии что-то редкое и труднообъяснимое. И мы с Розенталем дали новую пищу для его научных изысканий.

Облако вытянулось, приобретая форму огромной иглы. Мне кажется, будь у нас желание, мы с легкостью проткнули бы насквозь несколько замковых стен.

Хотя согласовывать действия было самым сложным. Это словно наши с Александром ноги связали, — мою правую, его левую, — а потом заставили идти. У каждого свой темп, походка и намерения. Если вдруг я захочу пойти назад, а огневик останется на месте, в лучшем случае мы просто не сдвинемся с места, в худшем — оба растянемся на полу.

Заморочек возникло предостаточно. Нам приходилось много обсуждать, сравнивать свои ощущения, и, кажется, я начинала понимать весь смысл нашей эмоциональной связи. Для чего она вообще появилась. И если раньше мы считали, что это просто из-за резонирования стихий, то теперь осознали, насколько глубоко ошибались.

Не будь мы так чутки друг к другу, вряд ли бы вообще смогли обуздать эту необъяснимую мощь. А так у нас оставались шансы когда-нибудь этого достичь.

В ушах вновь появился гул. Пока едва заметный, но в этот раз он возник гораздо быстрее — возможно, я и правда нуждалась в передышке. Хотя бы до завтра.

Мы тренировались именно под академией неспроста. Во-первых, на ее территории было запрятано столько различных артефактов, что даже ректор не мог назвать точное их число. Колдовские вещи хоронили в разные годы на протяжении десятков лет, и некоторые записи терялись, а другие просто не делались. Во-вторых, над головой бродили сотни стихийников, что прямо сейчас занимались, и по меньшей мере треть из них использовали свои способности. В итоге все это создавало такой непробиваемый магический фон, что даже нынешние эксперименты оставались в тайне.

По крайней мере до того момента, пока мы не использовали слияние в полную силу…

Наши с Розенталем взгляды пересеклись. Потребовалось всего пару секунд, чтобы он понял, что я хочу остановиться.

Мы и так добились уже многого…

Третий день подряд, приходя сюда на первые два занятия, я и огневик тренировались под присмотром ректора, практически без перерывов. Последний постоянно хмурился, часто задавал вопросы. Было нечто общее между мною, Розенталем и главой — никто из нас не владел хоть какой-то подтвержденной информацией о метаморфозах, происходивших с нашими стихиями. Хотя у Итана Келески определенно было больше знаний, чтобы скорее во всем разобраться.

Александр едва заметно кивнул мне, и мы оба стали потихоньку разрывать связь, заставляя загадочное облако растворяться. Когда последний его кусочек исчез, я не сдержала вздоха облегчения, сгибаясь едва ли не пополам. Руки гудели от напряжения, но совсем скоро это обещало пройти.

Огневик справлялся с этой мимолетной усталостью иначе — закрыв глаза, парень глубоко и размеренно дышал, беззвучно отсчитывая секунды. Я видела, как шевелились его губы. Было в этом что-то гипнотическое, привлекающее внимание.

— Ладно, видимо, на сегодня и правда лучше закончить, — вынес вердикт ректор, отшагивая от нас. — Но уже гораздо лучше. Гораздо. В первый день мы остановились на час раньше.

Да, в этом я с ним была согласна.

— У меня возник вопрос, — бросив взгляд на Розенталя, сказала я. — Если я на лето вновь отправлюсь к Хильде, это значит, мы прекратим наши тренировки по крайней мере на два месяца точно?

— Я знаю, к чему ты клонишь, Новак. И я думаю над этим. Но вряд ли будет разумно прекращать практику на столь долгий срок, ведь мы рискуем вернуться к тому, с чего начинали, — отозвался Итан Келески и серьезным тоном предупредил: — Не думай, что кто-то даст тебе расслабиться.

«Я и не рассчитывала…» — подумала я, глядя на серебряную полоску артефакта на запястье. Чем искуснее я буду обращаться со своим даром и чем более выдающимися будут мои успехи в учебе, тем больше вероятность, что его снимут после завершения академии.

Или у меня появится возможность избавиться от него самостоятельно…

Просто мне не хотелось вновь застревать в глуши. Я прониклась симпатией к Хильде, но это не делало меня поклонницей уединенности.

Ректор вывел нас на верхние этажи замка — как всегда, через свой кабинет в башне. Ход прятался за одним из шкафов, и одна треть его оказалась настолько узкой, что взрослому мужчине приходилось идти, чуть повернув плечи вбок. Если бы я страдала клаустрофобией, то определенно впала бы в панику, ведь даже здоровому человеку на этих узких до невозможности ступеньках было, мягко говоря, некомфортно.

Уже не в первый раз преодолевая этот путь, я до сих пор не могла привыкнуть к давящим со всех сторон стенам.

Попрощавшись, мы спустились в общий коридор, до перерыва оставалось минут десять, не больше.

— Я устала, — протянула я, приваливаясь к плечу Розенталя, что остановился у подоконника. Совсем скоро нам предстояло разойтись — каждому по своим занятиям.

За что я ценила Александра, — и за что порой безумно на него злилась, — практически всегда он оставался сильнее меня. Это вызывало досаду в определенные моменты, а в другие позволяло вот так опереться и не думать ни о чем.

Казалось, я только сейчас распробовала это выгодное качество и извлекать пользу.

— От тебя такое редко услышишь, — негромко заметил он.

— Ну, тренировки по турниру становятся все чаще, а сам он ближе, не говоря уже об утренних экзекуциях с ректором… И не только это. — Я запнулась, решив, что не следовало столько жаловаться.

Впереди предстояли разборки с отцом Александра. И не хотелось, чтобы стихийник во мне усомнился, хотя подозреваю, выбора у него больше не оставалось. Шаг назад не сделать. В последние дни огневик готовил новую порцию магических камней к отправке — советник Его Величества оказался достаточно требовательным, изучив качество колдовских вещей, он заказал еще, правда, за это уже обещали достойную плату.

Пока что все складывалось нам на пользу, но самое тяжелое ожидало нас в будущем.

Ладонь Розенталя нашла мою, пальцы переплелись, и он отодвинулся, повернувшись и встав прямо напротив меня. Опасно близко. Его бедра прижались к моим.

— Эй! Не в академии, — возмутилась я, пытаясь его оттолкнуть, но обе мои руки были захвачены.

Я оглянулась по сторонам, боясь, что по коридору идет какой-нибудь незадачливый студент или, еще хуже, преподаватель. Обжиматься на глазах у других я считала моветоном — ты будто позволяешь всем вокруг заглянуть в свою душу. Все эмоции нараспашку.

Причем, чем сильнее становились мои чувства, тем серьезнее я к этому относилась. Например, если кто-нибудь застал бы тот поцелуй с Альбером, меня бы вряд ли это тронуло, ведь для меня тот случай ничего не значил. Разве что стоил испачканных губ.