Гражданка исключительно законопослушная, Люся не преминула последовать ее приказу и, громко щелкнув кнопкой на клатче, опять уставилась на сцену. У микрофона теперь возвышался Марк, а за его спиной скромно, сложив руки на коленях, будто школьники, сидела на стульчиках серенькая творческая молодежь.

Одарив всех женщин в зале лучезарной улыбкой, Марк задержал взгляд на бывшей гражданской жене и выразительно перебрал пальцами левой руки: мол, закруглюсь и сразу приду к тебе. Ближайшие соседки по ряду воззрились на нее с завистливым интересом, отчего к щекам моментально подступило приятное тепло, живо напомнившее о временах, когда артист Крылов, выходя на поклон, точно так же подавал с авансцены тайные знаки девочке в партере. Ох и тщеславной была та девочка!

Марк тем временем начал представление молодежи:

— Это наш замечательный оператор… — Заросший волосами так, что и лица не различить, сонный вьюнош в темно-синих джинсах приподнялся со стула, кивнул, сел… — Это наш замечательный звукооператор… — Лысый, длинный как жердь парень в голубых джинсах приподнялся, кивнул, сел. — А это наш замечательный второй режиссер…

То ли Марку лень было выдумывать иные характеристики, то ли он дипломатично придерживался правила никого не выделять, но всех мужчин он скупо наградил лишь определением «замечательный». Когда же под конец — безусловно, не случайно — он представил зрителям совсем молоденькую исполнительницу главной роли, студентку театрального училища с не очень подходящей для актрисы, но удивительно подходящей к ее комплекции фамилией Зяблик, то не пожалел слов. Мало того, кавалеристый продюсер посчитал необходимым вывести свою Полину Зяблик вперед, к микрофону, чтобы та сообщила зрителям, какое ей выпало несказанное счастье сниматься в его картине. Трогательно, с чувством, как при вручении «Оскара», куколка поблагодарила за безоблачное детство родителей, сидевших с букетиком гвоздик в первом ряду, и снова начала рассыпаться в благодарностях в адрес продюсера фильма. По неопытности большеглазый, коротко стриженный зяблик неожиданно сбился с заготовленного текста, застыл с открытым ротиком, засмущался, и Марк, чтобы приободрить дебютантку, по-отечески ласково обнял ее за острые под тонким свитером плечики.

Вот с ней-то он и подживает! На фиг ему тетка Мария! — заключила Люся, просто так, смеха ради, из женской вредности. Однако по мере того, как зардевшийся от близости юного дарования сладкоголосый Марк все больше заходился от восторга, перечисляя призы и премии, полученные «Полиночкой за роль в нашей картине» на каких-то там кинофестивалях районного значения, Люся поняла, что не ошиблась. Если он еще и не уложил девушку в койку, то, вне всякого сомнения, страстно мечтал об этом. Потому-то и разливался соловьем, потому так настойчиво, изо всех сил пиарил начинающую артистку. И сегодняшнее мероприятие он, скорее всего, организовал только ради своей ненаглядной Полиночки. А кому еще, скажите на милость, оно нужно? Никому, если учесть, что в зале сидит, что называется, полторы калеки.

Бенефис достиг апогея, когда в кулисе возникла дамочка в безразмерном платке и протянула заспешившему к ней Марку большущий букет девственно-белых роз в помпезной упаковке, которые он торжественно, под энергичные хлопки выдрессированной группы вручил своей новой пассии.

Марк явно перебарщивал в стараниях покорить девчонку, так бездарно, при всех демонстрируя свои тайные мужские желания. Впрочем, может быть, никто, кроме бывшей гражданской жены, и не замечал его откровенного кобеляжа. Хорошо еще, что ему хватило соображалки не грохнуться перед девчонкой на колено! Когда-то он обожал подобные эффектные выходки. Чай, испугался, что не поднимется самостоятельно, ухмыльнулась Люся.

Некий укол ревности она, естественно, испытала: а кому понравится, когда в твоем присутствии мужчина отдает столь явное предпочтение молоденькой девчонке? Но ревность эта тут же, еще и свет не погас перед сеансом, с лихвой компенсировалась радостным, всепоглощающим чувством освобождения от ложного образа нового Марка. Да каким он был, таким и остался! Горбатого могила исправит. И как только в голову могло прийти, что по молодости, по неопытности она не сумела оценить человеческие качества своего небесноглазого возлюбленного? Так что пусть больше не пудрит мозги, изображая из себя благородного отца!

На этом Люся поставила жирную точку и сосредоточилась на экране.

По экрану плыли и плыли титры. Медленно опускались в полноводную Неву со шпилем Адмиралтейства на заднем плане фамилии помощников пиротехников, водителей и осветителей. Таким нехитрым способом режиссер, очевидно, добирал необходимый хронометраж, а из этого следовало, что сюжета в кино на копейку, в основном — вода. Но в данном конкретном случае интрига выходила за рамки сюжета: не терпелось увидеть Полиночку, так сказать, в деле: совсем Марк сдурел на старости лет или девчонка так хороша, что ему можно посочувствовать?

Истошно взвыла «скорая помощь», понеслась через город Петербург, сверкая мигалкой. В реанимационном отделении заметался персонал в голубых халатах, и Люся сразу отвела глаза.

О господи! Что же это у Марка за страсть к больничной тематике? То Лялька у него в коме, теперь еще какую-то свистушку будут вытаскивать с того света! К счастью, на экране возникла уже другая, не порождавшая тяжелых ассоциаций мизансцена, в которой участвовала Полиночка. Она же Катя в мини-халате. Надо полагать, провинциалка, иначе девчонка нашла бы себе занятие поинтереснее, чем драить полы в районной больнице. Правда, возила она шваброй в белоснежной одноместной палате, где с ногой на вытяжке валялся мордатый, но не лишенный обаяния мужичок. Болезный, видать, уже вполне оклемался после аварии, потому что не сводил блестящих карих глаз с Катиной попки, зазывно округлявшейся всякий раз, когда девчонка наклонялась к ведру с водой.

Просчитать возможные варианты дальнейшей судьбы чистой, скромной, нищей Кати не составляло труда — Лялька в своих сериалах таких Кать переиграла до чертовой матери, — поэтому Люся не сильно расстроилась, когда ближайшая дверь приоткрылась, в полоске света образовалась представительная мужская фигура и Марк, опустившийся в соседнее кресло, зашептал в щеку:

— Извини, Лю, к сожалению, у меня очень мало времени… К тому же я видел картину уже раз пять и, признаться, устал от нее… Не огорчайся, я дам тебе диск. Пойдем, посидим где-нибудь.

Насчет отсутствия времени он, безусловно, приврал, диск вручить не поспешил и из Дома кино поторопился переместиться в ресторан на Тверскую. Складывалось впечатление, что он вовсе не горел желанием показывать б/г жене свою барахлянскую картину, не хотел, чтобы она стала свидетельницей дружного исхода зрителей из зала или услышала их реплики после просмотра.

Пока официант принимал заказ, по обоюдному желанию состоявший из зеленого салата и диетической рыбы на гриле, пока наливал шампанское («Вспомним молодость, Лю, ты же всегда любила шампанское!»), а непьющему Марку минеральную воду, говорили ни о чем. О погоде. Холодной в Москве и промозглой, еще хуже, в Питере. Но при всей своей улыбчивости и обходительности Марк как будто бы нервничал. Сам того не замечая, отстукивал пальцами дробь по столу, задумывался без видимой причины.