Когда последние бесшумные слушатели рассеялись на все четыре стороны света, остался возле Андрея лишь один худощавый старик с луком. В шагах десяти от него в стороне сидели на земле две закутанные с головою в белое женщины, и бродил между ними скучающий ребенок в таком же, как у старика, войлочном колпаке, с мясной костью в загорелой темной руке.

Только тут Андрей начал догадываться, что мгновенно рассеявшиеся в воздухе каменистого побережья толпы человеческих существ являлись блуждающими призраками, а истинные гиперборейские номады, к которым отправился пешком через Персию проповедовать Слово Божие Андрей, встретились только теперь. Это стало вполне ясным, когда на все заученные от самого Господа формулы священного обращения старик и женщины с мальчиком никак не реагировали, только смотрели на него с неистовым любопытством, чуть насмешливо и с откровенным чувством своего превосходства. Ребенок же от сверхнапряженного любопытства забывал дышать и вдруг заходился в хриплом кашле, словно дряхлый старец. Столь растерянное поведение дитяти Андрей-проповедник сначала объяснил для себя особой впечатлительностью ребенка к прекрасному Слову Божию, но на самом главном месте, при первом возгласе «аллилуйя», мальчик вдруг влез на колени старой женщины в огромной белой чалме и мигом уснул, засунув в рот два пальца одной руки, в другой же автоматически сжимая кость с клочьями вареного мяса.

Андрей смолк на полуслове, вдруг увидев, сколь его не понимают эти степные люди. Слова любви, которые должны править людьми во имя спасения и достижения ими рая на земле, наглухо были запечатаны для их внимания. Эти номады, мужчины и женщины, не имели даже понятия, что значило — «возлюби ближнего как самого себя», «не отвечай злу насилием». В конце концов, в завершение апостольской проповеди, худенький старик пояснил знаками Андрею Первозванному, что забирает его в плен, и ременным арканом связал ему руки спереди.

Затем вынул витиевато изогнутый лук из колчана, достал длинную стрелу, прикрутил к наконечнику клок козьего пуху; после чего раздул огонек в роговом огнехранилище, которое поднесла ему женщина, поджег пуховый комок и, подняв над собой лук, выстрелил в небо. Стрела ушла высоко над людьми, и в самом зените ее вознесения, когда она на миг замерла, прежде чем перевернуться и ринуться вниз, порыв верхового ветра сорвал со стрелы горящий пух и рассыпал в воздухе яркими искрами.

Это был призывный сигнал, на который через пару минут в громе грохочущих копыт подскакала большая ватага молодых воинов на большеголовых полудиких конях. Воины размахивали над головою короткими копьями, устрашающе гикали, исторгая из груди через глотку удивительные нечеловеческие звуки.

Связанного Андрея подцепили на аркане к поясу одного из всадников и потащили в сторону заката солнца. Не успело еще оно свалиться за каменистый край степи, рассыпая вкруг себя оранжевые огненные стрелы, как был доставлен Андрей в юрточный городок скифов и привязан к веревочной коновязи вместе с дойными кобылами. Наутро из круглой войлочной юрты вышел пленивший Андрея худенький старик в длинной желтой рубахе и белых штанах, завязанных у щиколоток. В руке он сжимал кривой скифский кинжал.

Накануне вечером, перед тем, как приняться за мясо, старик обратился к гостям, сидевшим в кругу с чашами кобыльего молока в руках, испрашивая совета у сородичей, что ему делать со столь неожиданно свалившимся ему прямо в руки диковинным пленником. Старик Учкудукжакаим рассказал, как с женою, снохой и внуком устроился на отдых, не в силах больше следовать за ордою, и только что отпустил лошадей попастись, как вокруг зашумел какой-то непонятный горячий ветер, из которого возник чернокудрый и чернобородый призрак, похожий на человека. Учкудукжакаим решил проверить, на самом ли деле это человек, и ударил его ножнами кинжала по носу. Из него потекла кровь, что сразу же успокоило старого скифа, но поставило его перед другой проблемой. Что-то надо было делать с неожиданным пленником.

Единым образом утопленные в густом мусорном потоке Индонезийского цунами, жители таиландского океанического побережья и приезжие заморские курортники, многие из России, — их души оказались после страшного, мгновенного, невероятного и беззаконного криминального прерывания их жизни вселенски шокированы, словно провалившись в космическую черную дыру.

В воздухе той эпохи, где они внезапно появлялись, возникло неодолимое чувство тревоги, национализма, патриотизма, расизма, вслед за которыми и начиналось массовое безумие геноцида у ацтеков, русских, немцев, американцев и пр. и пр.

У древних скифов, когда в их пространственный мир обрушились жертвы Индонезийского цунами, от неожиданности, одновременности и быстроты погибели потерявшие временной ориентир и направившиеся вспять, — у скифов начался синдром местного номадического геноцида, и кочевники стали тотально вырезать и сжигать в огне пожаров все покоренные ими народы и племена.

Первоапостольному Андрею, сидевшему на привязи рядом с голенастым верблюжонком, у которого был длинный пух на макушке и на боках, было понятно, с каким намерением подходил к нему худощавый старик-скиф в желтой рубахе и белых штанах, держа кривой кинжал в руке. Андрей с безнадежной добротой и с сожалением прозорливца смотрел на приближающуюся к нему фигуру смерти, старого скифа — и непроизвольно начал читать шепотом «Отче наш…». И в ту же минуту, когда в молитве дошел до слов «…и не введи во искушение, но избавь от лукавого», пространство Скифии между Андреем и стариком треснуло, как стекло, и Андрей, все еще связанный ременным арканом по рукам, смертельно жаждущий, ибо его не поили уже два дня, — апостол Христа оказался на краю задонского хутора Веселый.

Маргинальные жители древней Русии, не знавшие сами, что они и есть окраинные жители этой древней страны, вскоре обнаружили за околицей казачьего хутора связанного Андрея и приняли его за военнопленного беженца из степей хазарских. Сами постоянно воевавшие с хазарами, казаки освободили от пут древнего еврея, не догадываясь еще, что спасают самого главного и любимого покровителя Православного Христианства, Андрея Первозванного.

Избавившись от угроз скифа, шагавшего к нему с кривым кинжалом в руке, в белых штанах, завязанных у щиколоток, Андрей оказался глазами к лицу женщины с огромными багровыми щеками, широко открытыми синими глазами, в которых колыхались смешанные пополам страх и любопытство. Андрей с улыбкой протянул к ней руки, связанные скифским арканом, и женщина с багровыми мягкими щеками охотно сняла с него путы. Тогда он знаками показал ей, что хочет пить.

Так, оказавшись на самой южной окраине Русии, Андрей Первозванный впервые столкнулся с народом, который впоследствии признал именно его, а не брата Петра, первозванным апостолом Христа. Замеченные во время встречи в глазах русской женщины готовность тут же убить или мгновенно полюбить решили судьбу успеха в грядущей русской имперской экспансии аж до американской Аляски на востоке и до Бухарского ханства на юге. Но еще не успевали покоренные обаянием русских глаз поверить им до конца, как завоеватели принимались рубить им головы.

Всего этого апостол Андрей еще не знал и, в силу своей святой наивности и христианской отзывчивости к доброте, увидел в синих, карих, светло-сивых глазах манычских казаков одно лишь сплошное добродушие и знакомое Андрею мирное терпение рыбаков, закидывающих сеть в неподвижную, безжизненную на вид, серо-голубую, как небо, воду Маныча. И хотя ни одного слова по-арамейски казаки не разумели, но с глубоким вниманием слушали первого проповедника от Иисуса Христа, кто во дни сороковин после своего воскресения обучил своих учеников магическому общению с любым народом на земле. И Его Слово восходило к человеческим сердцам не через уши и слух, а прямо в третий глаз во лбу через высокую вибрацию грассирующего малого язычка в глотке, который являлся скрытой антенной метафизического передатчика духовной энергии. Так что апостол Андрей мог и не раскрывать уст, произнося вслух слова, а воспроизводить их на не звучащем языке, чревовещательно используя внутренние вибрации малого язычка за сомкнутыми зубами.