Тут и вспомнил Стуруа Муруа доктора биологических наук Лиз Ричмонд, которая однажды разъяснила ему, что чем богаче человек, тем качественнее и амплитудно выше его оргазм. Она сумела научно убедить его на практике, что никакого значения не имеет то, какого размера у него половой член, и даже то, имеется ли таковой у него вообще или его смахнули серпом ли, бамбуковым ли мечом, бритвою — если личный капитал его зашкаливает за 8 000 000 000 000 долларов. Он-де все равно получает самый сильный во всей Америке оргазм, ложится ли хоть с нею, Лиз, или с резиновой куклой Сиси.

Д-р биологии Элизабет Ричмонд обязана была в своей единственной штуке жизни искать радости рая, ради которых (убеждали ее из ЦПП, центра просвещения прозорливцев) и были культивированы на маленькой планетке Земля ее невидимые с космоса существа — люди. И среди них долларовые миллионеры, миллиардеры и триллионеры, подсказывали из ЦПП, обладают всей полнотой информации о высших радостях рая, потому что у них существовали на бумагах их миллионы и миллиарды, а у других нет. Им было все равно, есть ли бог на свете или его придумали люди не такие умные, как они. Живя в своих дворцах и какая в золотые унитазы, долларовые миллиардеры рыдали от счастья и эгоистически не желали делиться им ни с кем, даже со своими женами, обезопасив себя от их притязаний брачными контрактами. Лиз Ричмонд в своих исследованиях о породе «гомо сапиенс триллионерус» совершенно беспристрастно приводила таблицу величин фаллосов в состоянии эрекции у ста пятидесяти миллионеров, миллиардеров и триллионеров США, доказала прямую пропорциональную зависимость длины фаллоса от длины строки арабских цифр, обозначающих личный капитал триллионеруса. И вышло, что у Стуруа Муруа его писун должен был быть около трех метров. Чтобы не быть изобличенной в апологии лженауки, д-р Элизабет Ричмонд смахнула, пользуясь черной магией прозорливицы, фиолетовый фаллоантропус, надежно спрятанный в кривой мангровой рогульке, острым серпом (все-таки серпом!) сорвав его с деревянного гвоздя на стене конюшни во время последнего наезда хозяина на конную ферму, где Лиз подрабатывала тренером. Несмотря на свою мировую известность, она была бедна — ведь каждый триллионер, или миллиардер, допуская ее до своего тела в целях научного исследования, обдирал исследовательницу, назначая хиленький гонорар в 20–25 тысяч долларов, — причем, по круговой поруке супербогачей, они все, шутки ради, передавали по сговору д-ра Ричмонд с рук на руки.

Но это было не самым грустным в земном мире, где не было ни одного нормального гомо сапиенс, а все были сумасшедшими. На той Земле, которую уже давно не видно было в телескопы Гвантиреи, постепенно все земляне стали пользоваться бумажными долларами. Даже некоторые прозорливцы, вроде Лиз Ричмонд или Александра Бронски, создателя генератора Пятой Энергии, тоже помешались на долларах, но затем все равно утонули в водах ВПВП. А ведь могли бы, как Константин Эдуардович Циолковский, перейти в лучистое состояние и торжественно, красиво, немного печально пролететь над небосклоном земного мира в огненном строю Миллениума-2000!

Итак, невинный секс в библейском раю между Адамом и Евой, признанный когда-то эталоном высших радостей на планете Земля до ее исчезновения, был замещен долларами на бумаге, которые долго плавали на поверхности вод ВПВП. Они единственно напоминали новым лучистым поселенцам сплошной водной планеты, на поверхности которой не видно было ни одного бугорка тверди, что когда-то на дне, на глубине 8000 метров, эти бумажки были в ходу и вполне заменяли чувственные радости классического рая.

Новые же поселенцы сплошной водной Земли, которая теперь стала называться Аквамариния, прилетели из просторов соседнего измерения ZW-8 в виде шквала световых стрел, каждая из которых впивалась в водную среду. Там на небольшой глубине лучистая личность пришельца растворялась, расходясь светящимся облаком, и затем всплывала на поверхность Аквамаринии ее законным гражданином и новорожденным аборигеном. Первые же миллиарды невесомых граждан водной планеты легко и быстро освоили и приручили блуждающее движение световых тел бывшей Земли, таких как шаровые молнии, и осматривали новое место колонизации с пристальным вниманием. Они ничего особенно угрожающего себе не заметили, разве что полуразложившиеся тела долларов и евро, от которых тошнотворно пахло, как от погибших гигантских серо-зеленых медуз. Новые жители этого небольшого шарика, во все стороны рассеянно отражающего избыточный свет космоса своей водяной рубашкой и потому ниоткуда со стороны не видимого, — световые жители бывшей старушки Земли ничего не знали о ее прошлом и поэтому весело резвились над ее придонными темными могилами.

Но неудержимо захотелось вдруг последовать вслед за отроком Александром Циолковским, с белыми волосами до плеч и огромными голубыми глазами размером с чайные плошки, в его мир, который был в миллион раз более разреженным, чем водяная баня новой Земли, ныне по названию Аквамариния. Отпустив ее плыть по космическому простору, колыхавшуюся, словно радужный мыльный пузырь, я вспрыгнул в новое измерение, словно блоха, почувствовав себя более легким, чем раньше, в миллион раз. Ощущение бесподобное — в миллион раз меньше чувство всякой обиды, настолько же меньше ощущение любой физической боли, и ты наконец-то понял, что никому ничего не должен — ни богу, ни черту, и ты ни в чем ни перед кем не виноват. Все твои вины и долги настолько разжижились, что практически превратились в ничто.

— Саша, но это же так здорово — оказаться здесь, где в миллион раз легче переносится тяжесть жизни и смерти! — воскликнул я, догоняя рассеянного отрока Сашу Циолковского, между которым и мною уже почти ничего материального не стояло. — Чувства наши настолько разбиты в своих микрорастворах, что уже не различить, любовь это или ненависть перед тобою.

Отрок Циолковский, которому предстояло в другом измерении повеситься, остановился в движении к несуществующему будущему и забрезжил передо мной в земном пространстве, бывшем до ВПВП городком Боровском— Россия, Калужская губерния. Это пространство просвечивало сквозь призрачное тело беловолосого Саши Циолковского в своей изначальной земной прелести. Извилистая глиняная тропинка сбегала по круче берега к синей воде, над которой звенел, нисколько не разбавленный параллельными мирами, серебристый крик купавшейся в реке детворы.

— Да, разбитый в миллионной доле микрораствор гнева и ненависти имеет обратное воздействие и служит не уничтожению чьей-то жизни, а наоборот, ее врачеванию, — по-ученому отвечал мне беловолосый отрок, с кем я уравнялся в удельном весе и тела, и интеллекта, и духовности.

— Так что же ты, Александр, зная все это, вернулся в Мару? Там ведь жизнь твоя подвела тебя под железный крюк с кольцом, на котором раньше, до тебя, висела детская колыбель.

— Да, в Маре было безначально и бесконечно в отношении радостей рая. Ждать было нечего. Однако каждая штука жизни жаждала счастья, не зная, откуда к нему подступиться. Но все равно — задавленный подспудным стыдом своего существования, любой жилец Мары был обуреваем гордыней собственного достоинства и любого другого не считал значительнее грязи под ногтем большого пальца на своей правой ноге. Какой тяжелый удельный вес нелюбви к ближнему нес на своем сердце каждый из нас, Аким!