скульптурных болванчиков, устанавливаемых в разных городах России доморощенными монументалистами».

Белов не только хорошо знал Ямщикова, но и дружил с ним, встречался, участвовал в совместных конференциях. Потому к нему и пришлось обратиться за адресом крупного художника-реставратора, которого я намерен был лично поблагодарить за твердую позицию. Вскоре мы, все трое, встретились на квартире писателя в Вологде.

Письмо восемьдесят третье

Дорогой Толя! С праздником Победы! Не перепутай странички! Не перепутай мои страницы. Очень прошу!

В большой конверт Василий Иванович вложил исправленную рукопись повести о композиторе Гаврилине и тут же лежал маленький конверт с поздравительной открыткой. Дата на конверте неразличима.

Рукопись я передал, как и просил ранее Белов, редактору журнала «Наш современник» Станиславу Куняеву. Прежде чем ее передать, я внимательно изучил правку писателя. Она меня удивила. Известное дело, многие писатели по нескольку раз переписывают и правят собственный текст в поисках точных эпитетов, убедительных образов. Но тут я заметил, как подолгу Белов подыскивал верное слово к тому или иному высказыванию. Не к одному, а к большинству. Он находил его, затем зачеркивал, подыскивал другое, но и оно впоследствии заменялась. Поиск слова продолжался до того момента, пока мысль не становилась точной и убедительной.

Таким образом, я не раз убеждался, как Василий Иванович тверд был в своем отношении к русскому языку и как боролся за его чистоту. Порой, присылая мне уже переписанные начисто свои статьи, он все равно подвергал их чистке. Правка вносилась в предисловие к моей книге «Русская оппозиция» и к статье о малохудожественных памятниках Церетели.

Большие изменения претерпел очерк о художнике Владимире Игошеве. Начиная с заголовка, Белов дважды его переиначивал. В результате он прислал мне текст с пометками… Заголовок вначале звучал так: «Вместо предисловия», затем писатель зачеркнул слово «вместо» и вписал рукой «Предисловие к книге художника».

Первый вариант ушел к Игошеву без упомянутой правки. И художник писал в альбоме, объясняя причину появления в нем писательского отзыва: «Когда я рассказал об этом своем намерении писателю Василию Ивановичу Белову, он не только поддержал меня, но и прислал свои заметки. С благодарностью автору я и размещаю их вместо предисловия к книге».

Самое большое вмешательство автора в собственный текст, на мой взгляд, допущено было в первых двух абзацах, где перед читателем ставится вопрос «Что такое талант?». Белов оттачивал слово за словом: «Но талант – какое-то удивительное, ускользающее, избегающее определенности явление. Такое ускользающее, что никому тысячи лет не удается вполне четкий, однозначный, как теперь выражаются, ответ».

Чуть ниже по тексту читаю ответ самого писателя, произнесенный как открытие: «Русское народное представление о таланте как о природной даровитости обусловлено прежде всего нравственной стороной дела: «Люди славили»…».

Такое открытие, а также замену слов, позволила сделать писателю его землячка из Тигинской волости Мария Ерахина.

Письмо восемьдесят четвертое

Дорогой друг, Анатолий Николаевич!

Не утруждай себя и свою семью излишней заботой обо мне, грешном, очень тебя прошу! Ты и так много сделал, держал столько дней в больнице Некрасовского района. Но ты забываешь, что я горд как Пушкин, и я отдал все многочисленные денежные долги (их скопилось около 30 тысяч). Прошу тебя, ничего более не предпринимай, постепенно я рассчитаюсь, а когда слишком прижмет, то и тебе сообщу. Да-с!

Институт-госпиталь Вишневского был моей и Заболоцкого ошибкой, там хирурги, а не спецы по невропатологии. И не вникай, что тебе напишет моя жена Оля. Выкрутимся! Она обижена излишне на Толю Заболоцкого, по-моему зря. Убеди Галю ничего не делать! Тридцать тысяч рэ это не деньги…

Как ведет себя Церетели? Адрес Саввы Ямщикова: Москва, Малый Златоустинский переулок, дом 8-а, кв. 16 (п. индекс 101 000). Телефон 15193 65, дом. И еще 2 48 32 68 и 201 77 80 (студия).

Лучше помоги издать книгу о Гаврилине у Ольги Ивановны Яриковой в ЖЗЛ. Как живет Хомутов? Гале привет и сыну, а также Бабурину. До свидания, писать не могу от слома руки в запястье. Будь здоров, Толя, главное – не отчаиваться. Это письмо покажу Ольге Сергеевне, чтобы она тебя больше не беспокоила. Белов.

На конверте стоит дата отправки письма из Вологды – 27 июня 2005 г. Еще в письмо вложена фотография с подписью Белова: «Открытие музея. 27.08.04. г. Харовск. Это уголок в Харовске».

Мне не довелось побывать в том музее, где экспонировались личные вещи Василия Белова, среди которых – фотопортреты, рукописи, иконы, печатная машинка и т. д. На фотоснимке запечатлена девушка-экскурсовод, расположившаяся возле рабочего стола, а над ним красуется портрет матери писателя Анфисы Ивановны.

Благодаря присланному адресу реставратора Саввы Ямщикова, мне удалось поблагодарить его за участие в нашей дискуссии по поводу открытия в поселке скульптур Церетели, а также передать ему копии подписных листов и статей известных деятелей культуры и искусства, выступивших против «оцеретеливания» поселка.

Обеспокоенность жены писателя Ольги Сергеевны вылилась в ее звонок мне. Она просила остановить хлопоты по устройству Василия Ивановича в одну из московских больниц. В администрации Президента и министерстве здравоохранения по моему настоянию уже подобрали писателю необходимое лечебное учреждение, точнее, госпиталь имени Бурденко, но Ольга Сергеевна остановила поездку. Несмотря на то, что я договорился о бесплатном лечении, ее все же напугало отсутствие в семье денег. Последний курс лечения в военном госпитале Вишневского, куда Белова устроил Анатолий Заболоцкий, вытряхнул из семейного бюджета последние деньги. Я дал зарок Ольге Сергеевне, что если муж ляжет в больницу и ему нужны будут деньги, то я их добуду сам. Но и это предложение не помогло. Белов не поехал на лечение в столицу.

В разговоре с Ольгой Сергеевной я выразил несогласие с ее обидой на Заболоцкого. Тот желал другу лучшего. Договорился с госпиталем, устроил его там, помогал с лекарствами и фруктами. Не его вина, что врачи халатно отнеслись к лечению, а медсестры не удосужились даже регулярно и нормально кормить писателя, заниматься уборкой в палате и навещать больного. Откровенное равнодушие и отсутствие прогресса в лечении вынудили Заболоцкого забрать друга из госпиталя. Знала бы Ольга Сергеевна, с каким трудом буквально на себе, на закукорках тащил Заболоцкий больного до станции метро. Автомобили, в том числе и такси, не могли приблизиться до госпиталя аж на километр. Существовала охранная зона. Пришлось мне пересказывать Ольге Сергеевне в мрачных деталях ту эпопею с передвижением писателя по Москве, чтобы она смилостивилась и перестала ругать Заболоцкого.

Письмо восемьдесят пятое

Дорогой Анатолий