– Марьяна, что тебе батя говорил про Гальцева? – не отставал Михон. – Кстати, ты знаешь, кто такой Подводник?

– Нет, а ты? – Я незаметно покосилась на стеклянную дверь станции метро. Все восемь человек в том же порядке следовали за нами.

– И я не знаю. Наверное, уже пожилой, очень опытный. Скорее всего, офицер в отставке. Имеет отношение к морской разведке или контрразведке, раз пользуется такими надёжными источниками.

– Да, вероятно. – Я шарахнулась от попрошайки, которая мелко крестилась у самого входа на станцию. И я позавидовала даже ей. Лучше стоять тут с протянутой рукой, чем вскоре оказаться в каком-нибудь гараже или бункере, на дыбе или в холодильнике. Я вспомнила об участи наркоторговца из Подмосковья и закусила губу, чтобы не завыть со страху. Честно, не знаю, существуют ли в жизни настоящие герои. Твёрдо могу сказать только одно – я к ним не отношусь.

– Говори, говори что-нибудь! – потребовал Михон. – Они всё равно не отстанут. – Он явно хотел отвлечь меня от мрачных мыслей, переключить внимание на что-нибудь другое. – Надо просто быть настороже. Я уже послал сигнал Дрону. Он знает, где мы, и что нас ведут.

– Дядя Сева обещал защиту Подводника. – Я еле ворочала языком. Страх жил скорее в моём сердце, чем в голове. – Только я здесь никого пожилого не замечаю. Все не старше тридцатника.

– Не сам же он пойдёт нас охранять, – резонно возразил Михон. – Мог прислать своих ребят. Но наверняка мы не знаем, так что будем наготове. Доставай жетон, проходи. Сразу видно, что привыкла ездить на авто. Всё время забываешь…

– Тут голову свою забудешь! – огрызнулась я. Турникет проглотил мой жетон, и я бедром отодвинула «ёж».

Может, надо было разбежаться и перепрыгнуть, чтобы нас задержали? Преследователи явно не ждут такого выверта. Да нет, они меня уже знают, и готовы ко всему. А-а, вписываться в разборки из-за турникета тоже не хочется. Дядя с Дроном ждут доклада, а нас в «обезьянник» потащат. Михону в Универ сообщат, мои подвиги вспомнят. Дядя, безусловно, нас вытащит, но душок всё равно останется. Генерала Грачёва и так упревают в семейственности, а уж тут…

Улица Полярников, со всем запрудившим её транспортом, осталась наверху. Как и следовало ожидать, все эти лбы оказались на одном эскалаторе с нами. Они особенно и не прятались. Понимали, что теперь, в метро, нам деваться некуда. Хорошо, что станция закрытого типа – на рельсы человека не столкнёшь. Но и оторваться от них будет трудно – все сгрудятся у дверей. А именно это мы и хотели сделать, чтобы сегодня добраться до дома.

Мы встали на ту сторону, где останавливались поезда, идущие до Рыбацкого. Оба жиробаса в ботинках и куртках немедленно приклеились к соседней двери. Они явно хотели оказаться в одном вагоне с нами, не дать уйти. И всё-таки – какова их задача? Вдруг потребуют отдать носители с информацией, а потом убьют нас обоих? Всё, ша, без паники! Не такие дядя с Дроном дураки, чтобы допустить это. Мы – исполнители; думать должны другие. И они думают, будьте покойны! Генерал Грачёв болеет душой даже за чужих, а уж за сына и племянницу любому пасть порвёт.

Группа рыбаков вообще куда-то пропала. Народу, несмотря на воскресенье, было много. У каждой двери выстроилась внушительная очередь. К противоположной стороне перрона подошёл поезд, идущий в центр. У нас в туннеле тоже загрохотало. Пассажиры задвигались, подтянулись, схватили свои тележки и сумки. Михон тихонько толкнул меня в бок – пора! Авось, наших топтунов задержат. А-а, вон и рыбаки! Стоят, ржут на весь перрон.

Сейчас всё зависит от того, враги они или друзья. Расположились так, что могут помешать и нам, и им. Михон это тоже понимал, но решимости не терял. Может, придётся кому-то и в жбан дать, если на пути встанет…

– Осторожно, двери закрываются! – послышалось на той стороне.

Мы с Михоном, одновременно развернувшись на сто восемьдесят градусов, рванули туда. По счастью, вагон не был набит под завязку. Огребли мы, конечно, свои порцию матюгов, тумаков и проклятий. Но всё же нам удалось ввинтиться в дверь, которая тут же захлопнулась. Михон швырнул меня вперёд – иначе защемило бы капюшон.

Встретили нас в вагоне неласково, но я всё равно лучилась счастьем. Чётко видела, что тех двоих в вагоне нет, и рыбаков – тоже. Наш манёвр удался, и жар от невысказанного счастья бросился мне в лицо. Только что я дрожала, чувствуя смертный холод. А теперь внутри меня вспыхнул живительный костёр. На нас смотрели, как на придурков, а мне хотелось петь и плясать. Теперь топтунам нас не догнать. Могут, конечно, передать другим. Но в этом вагоне их коллег точно нет, а там поглядим…

– Это были наши! – шепнул мне Михон. Я поняла его скорее по губам – такой лязг стоял вокруг. – Окружили парочку плотно, не дали порваться за нами. А то бы сейчас те оказались здесь…

«Отношение к окружащим зависит от того, зачем они тебя окружают», – вспомнила я слова Александра Классена у поликлиники в Зеленогорске. Конечно, не он это придумал, но очень уж к месту произнёс. Я обожала этих «рыбаков», и Михон тоже. А вот топтуны их ненавидели, и были по-своему правы.

– Это Подводник! – Кузен сиял, как новенькая монета. – Батя мне обещал.

– И мне тоже! – От счастья обвила руками шею Михона, от души его расцеловала.

Пассажиры ханжески поморщились. Кое-кто отвернулся. Другие сально усмехнулись. Третьи покрутили пальцами у висков. А я любила их всех и ругала себя. Да как я посмела думать, что нас бросили на произвол судьбы? Что не ведут, не страхуют? И эти милые ребята в рыбацких робах теперь тоже были моими братьями. Расклад поменялся. Нас стало восемь, а их – двое.

Поезд остановился на станции «Площадь Александра Невского», и вагон опустел на две трети. Мы с Михоном одновременно грохнулись на сидение – ноги уже не держали. На предыдущей станции – «Елизаровской» – никто подозрительный не появился. Я зевнула. Потом ещё раз, ещё. После пережитых потрясений мне захотелось спать. Только сейчас я отдышалась и смогла подумать о будущем, не сомневаясь, что оно наступит. Флэшка осталась при нас, и дядя будет доволен.

Теперь можно рассказать Михону про Гальцева, как он хотел. Кузен словно прочитал мои мысли.

– Может, теперь объяснишь, что к чему в Мурманске?..

– Да всё просто. Гальцев родом из Мончегорска – это совсем рядом. Семья там довольно известная, имеет отношение к порту. Теперь вот и к нам щупальца протянули – через Приморск. Прекрасная возможность гнать контрабанду, в том числе и наркотики. Сейчас Мурманский порт специализируется на перевалке угля. А треску толкают в Норвегию – из-за курса доллара. Отец и брат Гальцева – экспортёры-рыбопромышленники. У них громадные доходы. Есть траулеры, рыбозаводы. Всё, что вылавливают по океанической квоте, сдают за границу. Кстати, тем же занимаются Петя Филинцев и Лёша Купоров из «Европы» – я тебе про них говорила. Только те на Дальнем Востоке орудуют.

– Чем именно занимаются? – перебил Михон.

– И промыслом, и «контрабасом». Печенину, бывало, помогали переправлять товар. И тому самому поляку, Здиславу Колоницкому, тоже. А собрались они тогда знаешь для чего? Начался передал сфер влияния после гибели Гальцева. Он ведь сам застрелился, и никто этого не ждал. А теперь ещё неизвестно, кто на его место встанет. От этого многое зависит. Родственники Олега напряглись. Раньше им было всё можно. Они так с квотами на вылов мухлевали – мама, не горюй! Прибрежную оформляли как океаническую и продавали. Да и от научной отгрызали помаленьку. Её ведь никогда до конца не выбирают, распиливают между первыми двумя. Теперь неясно, позволят ли Гальцевым дальше так делать. И «контрабасы» тоже всполошились. Огромный вопрос, удастся ли удержать этот канал – Приморский порт. В принципе, всё путём. Одна загадка – почему Гальцев застрелил Зубареву и покончил с собой? Он же понимал, что после этого начнётся, что его семья «бабки» потеряет. Говорят, мэн был деловой, совершенно не эмоциональный. Вряд ли он стал бы проделывать всё это в аффекте, из-за сердечных проблем. Скорее всего, они что-то не поделили. Так считает дядя…