потушила пламя. Она хотела было взять и его саблю, но передумала, потому что это была тяжелая вещь, и ни один из них не нуждался в чем-то, что могло бы их замедлить. Мушкета и выстрела должно было хватить.

- Вода? - прошипела она.

Энн кивнула и похлопала по фляжке, висевшей у нее на бедре. У Юдифь тоже была своя фляжка, которую она заранее приготовила к этому моменту. Она наблюдала, как их похитители добывают пищу, и многое узнала о том, какие растения и фрукты съедобны.

Она посмотрела на звезды, чтобы сориентироваться, и они побежали. Они бежали на юг, так как Юдифь рассчитывала, что человек в маске предположит, что они пойдут на восток, обратно к побережью тем же путем, каким пришли. Она намеревалась повернуть на восток, к морю, только когда они отойдут на приличное расстояние от преследователей.

В возбуждении от побега их усталость была наполовину забыта. Они бежали, как загнанные дикие звери.

***

Пиннас высадил Аболи и восемь его товарищей Амадода на пустынном пляже к северу от Келимана. Они не взяли с собой никаких припасов, потому что в них не было нужды. Земля, по которой им предстояло идти, могла показаться белому человеку бесплодной и негостеприимной, но для них она была столь же обильна, как переполненный рынок. Они также не были отягощены порохом и дробью, так как не брали с собой никакого оружия, кроме копий, щитов и метательных дубинок, которыми были вооружены.

Из своего нового мира Аболи, поразмыслив, перенес в тот мир, где вырос, только один предмет - железный крюк на конце мотка веревки. Для моряка с "Золотой ветви" он служил средством зацепиться и попасть на борт вражеского корабля. Там, куда он направлялся, рассуждал Аболи, ему вполне могло понадобиться перелезть через стену или проникнуть внутрь вражеского здания, чтобы спасти Юдифь или Хэла.

Большой Дэниел Фишер командовал лодкой, которая доставила на берег его африканских товарищей по команде. Он не был ни по природе, ни по воспитанию человеком, который верил в потакание своим эмоциям. Но прежде чем он проводил Амадоду, Даниэль обнял Аболи, затем отступил на полшага назад, хлопнул его по плечу и с дрожью в голосе сказал - А теперь иди и верни нашего капитана, да и его леди тоже.’

Аболи ничего не ответил, только кивнул, и в следующее мгновение Дэниел понял, что Амадода перешли на бег, который они будут поддерживать весь день и полночи, если понадобится, и исчезли из виду между пальмами, росшими вдоль берега.

***

В первую же ночь после убийства португальского моряка Юдифь и Энн улетели, как птицы, полные страха и отчаянной потребности спастись. Но следующий день выдался тяжелым. Солнечная жара давила на них, как шесть футов земли. Дикое возбуждение от убийства отступило, и снова нахлынула усталость, угрожая захлестнуть их с головой. Они не тратили сил на разговоры, каждая была погружена в свои мысли, дрейфуя в море высокой травы, как обломки корабля после шторма, пока наконец Юдифь не признала, что им нужно отдохнуть.

На вторую ночь они прижались друг к другу среди низко свисающих, покрытых листвой ветвей дерева кхат, пыхтя в ладони и дрожа от холода, когда внезапно из темноты донесся пронзительный вопль. Крик закончился четырьмя резкими тявканьями, и внезапно Энн вцепилась в руки Юдифь, ее глаза округлились и наполнились ужасом.

‘Шакал, - сказала Юдифь, но тут же поняла, что девушка ничего не поняла. - ‘Он похож на собаку, но не представляет для нас никакой опасности, - объяснила она. - Они едят грызунов, птиц и фрукты. Даже насекомые. - Она предпочла не упоминать, что шакалы тоже охотятся на молодых антилоп. Тем не менее Энн придвинулась еще ближе, и каждый раз, когда шакал кричал, она вздрагивала, впиваясь ногтями в руку Юдифь.

Юдифь ломала голову над тем, стоит ли разжигать небольшой костер, не для того, чтобы согреться, а чтобы иметь пламя, от которого можно было бы зажечь спичечный шнур, если им понадобится выстрелить из мушкета. В конце концов она решила, что риск того, что их преследователи увидят костер или почувствуют запах его дыма в ночном воздухе, слишком велик. И вот они дрожали, молясь о рассвете и первых розовых лучах солнца над восточным горизонтом.

Юдифь не доверяла Энн бодрствовать и следить за происходящим, потому что даже в таком ужасе, как у девушки, она была на пределе своих сил. Поэтому Юдифь отрывала маленькие кусочки коры от дерева кхат и жевала их, а англичанка смотрела на это с изумлением.

‘Я никогда не видела, чтобы кто-то ел дерево, - сказала Энн, пытаясь изобразить усталую улыбку.

‘В моей стране это дерево очень популярно, - ответила Юдифь. - Воистину, Оно знаменито на всем Африканском Роге. - Она оторвала лист и протянула ей. - Вот, попробуй. Но хорошо пережевывай.’

Энн взяла листок, понюхала его и положила в рот. Она жевала медленно, как будто наполовину ожидая, что он отравит ее. Юдифь улыбнулась: - Мужчины в моей стране всегда жуют листья кхата, как козы жуют жвачку.’

‘Не могу себе представить, почему, - сказала Энн, и уголки ее губ опустились. - На вкус он не очень приятный. Он кислый.’

Юдифь кивнула. - ‘Но это поможет тебе почувствовать себя лучше, сильнее. Просто подожди и увидишь.’

Им не пришлось долго ждать. Еще через несколько листьев болтовня Энн напомнила Юдифь о попугаях, которые гнездились на высоких деревьях в центре горной деревни, где она родилась. Девушка рассказывала о своем храбром муже, о том, как сильно она его любила, о том, как они познакомились и как вместе строили планы, которые теперь никогда не сбудутся.

Затем, как маленький ребенок, желающий, чтобы ее любимые сказки на ночь повторялись снова и снова, Энн настояла на том, чтобы услышать все о Хэле, хотя Юдифь уже рассказывала ей об этом десятки раз, и от одной мысли о нем у нее болела душа. Она рассказала о том, как они с Хэлом познакомились, когда она была генералом, возглавлявшим христианскую армию Эфиопии против армии мусульман. Выражение лица Энн было, как всегда, смесью благоговения и недоверия к рассказу Юдифь, и Юдифь могла понять эту реакцию, потому что, глядя на себя сейчас, даже ей было трудно поверить, что она когда-то была хранительницей Святого Грааля и спасительницей императорского