В другой статье, вспоминая события пятидесятилетней давности295, флаг-офицер Корнилова написал, в чём состояла его обязанность в Севастополе: на случай отступления он должен был подготовить план и средства для возможной переправы гарнизона на Северную сторону. Естественно, разрабатывался этот план секретно, но то, что он был подготовлен заранее, обеспечило быстрый и без потерь отвод войск в августе 1855 года. Эмоциональную вспышку Корнилова, требующего выхода в море для встречи с неприятелем, Лихачёв, хорошо знавший своего начальника, отнёс на счёт пылкого характера этого храброго человека, «силою обстоятельств осуждённого на пассивное бездействие».

В день затопления кораблей командам зачитали приказ Корнилова:

«Товарищи! Войска наши после кровавой битвы с превосходным неприятелем отошли к Севастополю, чтоб грудью защитить его. Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах. Он привёл двойное число таких, чтоб наступить на нас с моря; нам надобно отказаться от любимой мысли — разразить врага на воде. К тому же мы нужны для защиты города, где наши дома и у многих семейства... Грустно уничтожать свой труд: много было употреблено нами усилий, чтоб держать корабли, обречённые жертве, в завидном свету порядке, но надобно покориться необходимости. Москва горела, a Русь от этого не погибла, напротив, встала сильней. Бог милостив!..»296

Нахимов в письме другу Лазарева А. Шестакову не скрывал горечи и радовался, что его учитель не дожил до этой страшной минуты. Но он, как и Корнилов, понимал, что выхода не было: «Флот погиб, но не в честном бою, а затоплен нами не от страха сразиться с сильным врагом на море, а из необходимости пожертвовать им для спасения Севастополя, цену которому Россия узнала только теперь!»296а

Когда на следующее утро неприятель послал пароходы для осмотра берегов, то, к своему удивлению, недосчитался на рейде русских кораблей. И лишь видневшиеся из воды салинги и клотики, словно могильные кресты, указывали последнее место их якорной стоянки. Противник понял, что войти на рейд не сможет.

Оставалась опасность захвата Северной стороны. На тот момент шестидесятитысячной армии, стоявшей всего в пяти верстах от города, противостояло в Севастополе чуть более шестнадцати тысяч человек. На Северной стороне имелось укрепление, построенное ещё в начале XIX века. Оно представляло собой восьмиугольник со сторонами по 200 метров, окружённый рвом с перекидными мостами; в четырёх его бастионах располагались казематы с тридцатью орудиями, входные ворота защищали люнеты[53]. К началу войны укрепление заметно обветшало, и по приказанию Николая I начали его реконструкцию. Работами руководил инженер генерал-лейтенант Павловский, в августе возведением новых редутов начал заниматься Тотлебен.

Истомину было поручено перевезти орудия, снятые с кораблей, и установить их на новые укрепления. К осени 1854 года все работы будут закончены, но в сентябре опасность занятия противником с ходу Северной стороны, совершенно не защищённой, была велика.

Адъютант князя М. Д. Горчакова И. И. Красовский изложил в письме полковнику П. К. Менькову рассказ Нахимова о тех днях: «...В одно и то же-с время слышу-с, что князь имел дело на Альме-с и отступил к Бахчисараю, и вижу-с колонны-с англичан и французов-с невдалеке от северного укрепления. А, думаю-с себе, они узнали, как мы сильны (а гарнизон укрепления состоял из 2-х батальонов ластовых), и верно, заняв-с его без боя, пойдут в город; гляжу — нет, прошли мимо. Ну, это недаром-с, они что-нибудь затевают ещё похуже, верно, взорвут пороховой погреб... там ведь часовых так же три ластовых-с, глядь-с, опять мимо-с, устал смотреть-с, надоели-с, потом узнаю-с, что наши друзья-с стали около Балаклавы и заложили первую параллель. Из рук вон, я истомился, ожидая их нападения на город, а они о нём и не думают-с. Пришёл князь-с, стройте батареи, говорит он мне-с; кто же будет-с строить-с, говорю я. А вы сами, отвечает он, ведь вас учили же фортификации. Спорим, бегаем-с, а всё ничего не делается-с. Бог милостив — Вы прислали-с Тотлебена»297.

Трудно ручаться за правдивость изложения событий, и сам ёрнический тон рассказа идёт вразрез с характером Нахимова. Сам же Меньков утверждает: «Один из защитников Севастополя, близко знавший Павла Степановича Нахимова, находит рассказ Красовского малоправдоподобным... Подобный разговор Нахимова с молодым офицером не соответствовал характеру адмирала и его дисциплинированности»298. Одно не подлежит сомнению — 11 сентября Меншиков действительно приказал армии выступить из Севастополя по направлению к Бахчисараю, а на следующий день сам покинул город. Номинальным главой оставался начальник гарнизона Ф. Ф. Моллер, как говорили, «личность безличная», поэтому фактическим организатором обороны города стал Корнилов, за ним же была закреплена Северная сторона, за Нахимовым — Южная.

Наверное, в истории флота найдётся немного случаев, когда контр-адмирал и вице-адмирал назначались строить сухопутные укрепления и при этом оставались командующими эскадрами. Нахимов счёл невозможным быть одновременно на берегу и в море и подал рапорт начальнику порта Станюковичу: «Будучи назначен по распоряжению его светлости князя Меншикова заведывать морскими командами, отделёнными для защиты южной стороны Севастополя, я не могу в то же время командовать судами, стоящими в настоящее время на рейде. О чём имею честь донести вашему превосходительству и покорнейше прошу разрешить мне спустить флаг и поручить [эскадру] младшему по мне флагману»299.

Возможность атаки с моря была велика, и заменить в такой момент Нахимова было явной нелепостью. Это понимал даже Станюкович. В тот же день на рапорте появилась его резолюция, разрешающая Нахимову остаться на рейде. А кто же тогда назначался оборонять Южную сторону?..

Почему союзники «прошли мимо», когда могли с ходу взять Севастополь, остаётся загадкой. В эти дни в рядах неприятеля тоже царила неразбериха. Перебежчик, французский артиллерист, сообщил, что командующий армией маршал Сент-Арно умер, его место занял генерал Канробер, который не ладит с лордом Регланом. Говорили, что Нахимов обещал после войны попросить у государя отпуск, чтобы поехать за границу и публично назвать Реглана и Канробера ослами за то, что они не воспользовались редкой возможностью. Ни пушек, ни укреплений на Северной стороне в тот момент не было, неприятель мог войти в город, что называется, церемониальным шагом.

Англичане поняли свою ошибку спустя полгода осады: Севастополь взять штурмом не получится — сначала придётся разбить форты и потопить флот, потом уничтожить армию на подступах к городу или полностью окружить город. Разбить форты не позволили их крепкие стены и прекрасно действовавшая русская артиллерия; полностью замкнуть осаду тоже не удалось, хотя сражения на суше англо-французская армия выигрывала одно