Я задала несколько нейтральных вопросов, чтобы сразу не выставлять девочку за дверь. После недолгой болтовни попрощалась.

— Желаю, чтобы у тебя все получилось. Ты очень сильная и целеустремленная. Уверена, у тебя все будет хорошо, — сказала я на прощанье.

— Мэлл Имма, вы все-таки уезжаете? — расстроилась она.

— Мне надо налаживать свою жизнь, Камилла. А у вас все будет хорошо.

— Мы больше никогда не увидимся? — со слезами на глазах спросила она.

— Не буду врать, не знаю. Жизнь иногда преподносит сюрпризы. Возможно, однажды я приду с собачкой на прием к ветеринару, а там окажешься ты, — улыбнулась я.

Камилла улыбнулась в ответ. Мы тепло обнялись, и она ушла.

Я подождала немного и тоже покинула свое временное убежище.

Граф поймал меня на выходе из постоялого двора.

— Далеко собралась, Имма?

— Да. Сначала в родной Форно, подышать морским воздухом. А дальше не знаю, еще не решила.

— Имма… — позвал меня тихо граф.

Я подняла глаза и столкнулась с взглядом графа. И провалилась как в бездну. Как же притягательны были для меня эти синие глаза, с самой первой встречи. Как окунулась тогда в этот омут, так и пропала.

— Не надо, Антуан. Ты сегодня наглядно сделал выбор.

— Ракшане было очень плохо.

— Мне тоже было очень плохо весь этот месяц, Антуан. А сегодня особенно. Я тоже умирала без тебя. Но ты был с женой. И наверное, это правильно.

— Имма, у меня за этот месяц ничего с Ракшаной не было. И не будет. Я люблю тебя. Не делай ошибки, пожалуйста.

— Хорошо, Антуан. Когда развод? Вы назначили дату?

— Н-нет, — растерялся граф.

Не ожидал от меня прямого вопроса? А зря.

— Мы решили перенести это на момент, когда она поправится. И дело не в нас с ней, Имма. Нет никаких нас с Ракшаной…

— Да-да, я понимаю, Антуан. Все из-за детей. Она их мать… Прощай, Антуан. Надеюсь, вы все-таки станете той семьей, о которой мечтали. Ты это заслужил.

Я отвернулась и побрела к вокзалу.

— Имма… — донеслось мне вслед, но я не стала оборачиваться.

В Форно мне не понравилось. Я думала, что ностальгия по детству, знакомые виды и запахи подействуют на меня успокаивающе, но ошиблась.

Я приехала в столицу и, вспомнив о своем увлечении, открыла магазин кукольных домиков и аксессуаров к ним. Занятие это меня успокаивало и отвлекало. Расставляя мебель, обустраивая домики, я теряла счет времени, и дни пролетали незаметно.

— Ах, Антуан, смотри, какая прелесть! — раздался в дверях веселый голос, и в магазин ворвался свежий зимний воздух вперемешку с дорогими духами, а также веселым щебетом и гомоном большой, счастливой и дружной семьи.

И вдруг все замолкло, и все вошедшие уставились на меня. А мне захотелось провалиться сквозь землю.

— Мэлл Имма? Мэлл Имма! — радостно взвизгнули девчонки и принялись меня обнимать.

Они вразнобой делились своими новостями за это время. Я обнимала их и вздыхала знакомый запах, находила в себе силы улыбаться и отвечать, и слушать, и спрашивать. Только поднять глаза и посмотреть на графа я сил не находила.

— Мы пришли купить мне подарок на день рождения! — похвасталась Памела и почесалась.

— Ух ты, здорово! Выбирай любой, — обвела я руками. — Будет от меня подарок.

Глаза Пэм радостно загорелись, она нервно бегала от одной витрины к другой, от домика к домику. Все трогала, взяв, тут же бросала, не заинтересовавшись. И время от времени почесывалась.

— Что с тобой, Пэм? — спросила я у нее, когда она подошла ко мне, пока остальные прохаживались по магазину.

— Не знаю, пальто какое-то почесучее, — пожаловалась девочка, высовывая руку из рукава пальто и почесывая ее.

— Тогда, возможно, стоит купить новое пальто, а не кукольный домик? — с улыбкой спросила подошедшая Ракшана.

Она мило мне улыбнулась.

— Здравствуйте, мэлл Имма. Как поживаете? Мы на каникулах решили развеяться и проехать по стране, показать девочкам наши поместья, ведь в будущем им придется управлять ими самим. Заехали вот в столицу, сделать немного покупок к зимним праздникам и дню рождения Памелы.

Памелы? Не Надины? То есть Ракшана решила играть по правилам графа, чей взгляд все это время жег мне то лицо, то затылок.

— Мы всегда любили зимние праздники, каждый раз устраивали что-то особенное. Правда, дорогой?

Ракшана подошла и прильнула к графу, положив на его плечо голову.

— Правда, дорогая. И в эти праздники я жду не дождусь, чтобы узнать, что ты такого придумала! — нежно проворковал Антуан с улыбкой.

Я смотрела на него и не могла понять, это всех людей счастье делает такими глупыми? Потому что выглядел граф сейчас очень и очень глупо. Он перевел взгляд на меня.

— Здравствуйте, Имма.

— Здравствуйте, мэллорд.

В этот момент раздался звон колокольчика, дверь открылась, и в магазин с коробками вошел мой сосед по лавке, шумный и большой Пелегрино. Он торговал мебелью и умел орудовать всеми столярными инструментами. Поэтому мы быстро подружились. Он был словоохотлив и боек, а я частенько обращалась к нему за помощью по моим домикам.

— Куда поставить, Имма? — поздоровавшись с покупателями, обратился ко мне Пелегрино.

Я не хотела выходить из-за стойки. Но делать было нечего, надо открыть ему подсобку.

Все уставились на мой небольшой животик. Девочки благоговейно, граф взволнованно, видимо, в уме подсчитывая сроки, как и напрягшаяся Ракшана. К счастью, мой животик был совсем небольшой, меньше срока, меня даже врач отчитывал на каждом приеме за то, что плохо набираю вес.

Когда Пелегрино оставил там коробки и закрыл дверь на замок, повернулся и по ладил мой живот.

— Как там поживает наш бамбино? До ужина, Имма. И не смей опаздывать! Маленькому надо питаться правильно! Плохо, когда его мать забывает о еде!

Он осуждающе покачал головой, поцеловал меня в щеку и пошел на выход.

Пелегрино родом из южной провинции Альмария, там все немного беспардонные и шумные. К детям у них особенное отношение, малыши и подростки всегда обласканы и купаются во всеобщей любви. Не бывает чужих детей, все дети свои. И если до сего дня чрезмерная опека Пелегрино и его супруги, такой же шумной и тактильной Венсуэтты, слегка раздражала, то сейчас я впервые обрадовалась и поблагодарила богиню за такое соседство.

Поскольку все продолжали пялиться на мой живот, я зашла за стойку. Граф очнулся, губы его искривились в злой усмешке: