Тан’хем.

Старый мудрец прислал нам молчаливый призыв. Арнут’хар явно ничего не слышал. Его не звали. Когда мы с Танкредом поднялись и направились к палатке, глава воинов проводил нас долгим взглядом. Уверенный, что он все понял, я невольно подумал, что со стороны Тан’хема это не самый умный ход. Арнут’хару, который и так не слишком нас жаловал, наверняка очень не понравится, что его отставили в сторону.

Палатка старика не занимала особого места в лагере. Она располагалась во внешнем круге, и ничто не указывало на то, что это жилище вождя. Впрочем, я бы не мог утверждать, что Тан’хем был вождем группы. Иерархическая структура атамидов все еще оставалась для меня темным лесом.

Мудрец ожидал нас, сидя на том же месте и в той же позе, что и во время нашей первой встречи, с той существенной разницей, что на сей раз он был один. Устроившись по-турецки на ковре, с невидимыми под туникой руками, он любезно предложил нам вдохнуть ук’тис, тлеющие шарики из сушеных листьев, чьи слегка наркотические свойства позволяли расслабиться. Их предлагали гостям, как в других культурах предлагают чай или алкоголь.

Обычно я избегаю вдыхать ук’тис – точно так же, как никогда не употребляю алкоголь, – потому что весьма прохладно отношусь к любому способу затуманить сознание. Но в тот вечер отказ выглядел бы неуместным. Я чувствовал, что Тан’хем пригласил нас не для светской беседы, и не хотел сделать ничего, что могло бы заставить его передумать.

Он начал с того, что осведомился о здоровье Танкреда, потом задал несколько вопросов о нашем пребывании в караване. Мы терпеливо отвечали, продолжая вдыхать этот чертов едкий дым. Очень скоро старик понял, что все его обходные маневры бесполезны. Скрыть свое расположение духа от атамидского мудреца, да еще такого проницательного, как Тан’хем, практически невозможно.

– Насколько я понял, завтра вы собираетесь нас покинуть, – наконец сказал он. – Мне захотелось увидеть вас в последний раз перед вашим отъездом.

Я невольно подумал: а главное, вам захотелось задать Танкреду тот вопрос, который вертится у вас в голове с самого начала, тот самый, который вы задали перед самым нападением Игнасио и на который он так и не ответил…

Тан’хем вздрогнул. Эта мысль вырвалась из моего разума, прежде чем я сумел ее удержать. Хотя мудрецы не могут «слышать» невольные мысли, если те не облечены в слова, он наверняка остро воспринял всплеск моего цинизма. Ужасно смущенный, я смотрел в сторону, надеясь, что он не обидится и продолжит. Танкред ничего не заметил. Старец действительно продолжил, и, вопреки моим опасениям, я почувствовал в его мысленном голосе намек на улыбку. Я уже имел возможность констатировать, что мой, скажем так, довольно язвительный склад ума забавлял атамидских мудрецов.

– Нам не представилось случая серьезно поговорить с того самого дня, когда Танкред был ранен. Прошу меня простить. Не ищите в этом какого-то пренебрежения. Я просто хотел за вами понаблюдать. Посмотреть, как вы себя поведете, оказавшись среди нас. Говоря прямо, как иногда любит делать Альберик, вы меня удивили. С самого прибытия на Акию единственное представление, которое создали о себе человеческие существа, – это образ кровавых убийц. Но, придя к нам и смешавшись с нами, вы показали, что люди могут быть альтруистами и открытыми другим существам. Я хотел, чтобы вы узнали об этом, прежде чем нас покинуть.

Это было трогательное признание, особенно для меня, который наизнанку вывернулся, стараясь наладить общение между нами и ими. Кстати, наверняка это было причиной, по которой Тан’хем пожелал увидеть нас обоих. Каждый на свой манер, мы оба много сделали для сближения. Танкред – создав условия для первого контакта, а я – без устали пытаясь лучше узнать наших хозяев и удовлетворить их любопытство.

Последовало долгое молчание. Я улыбнулся, потому Танкреду и Тан’хему наверняка было что сказать друг другу, но ни один не решался начать. Чем дольше длилось молчание, тем более озабоченными они выглядели, и тем комичнее казалась мне ситуация. В конце концов я не выдержал и откровенно расхохотался. Два фарфоровых болванчика тут же повернули ко мне зардевшиеся лица, и их тоже разобрал смех. Смеющийся атамид обычно издавал горлом довольно забавный сиплый звук. Наверное, как и человеческий смех для атамидского уха, предположил я. Комическое гоготание Тан’хема так не соответствовало его церемонному поведению, что я расхохотался еще пуще.

Когда приступ безудержного веселья прошел, атмосфера заметно разрядилась. Танкред вытер выступившие на глазах слезы и сказал:

– Я рад, что вы пригласили нас, Тан’хем. Потому что существует одна неразрешимая для нас загадка, на которую вы могли бы пролить свет, и я никогда не простил бы себе, если бы уехал, так и не задав вам вопроса…

– Святилище.

Танкред удивленно вскинул брови:

– Как вы догадались?

– Потому что именно это интересовало первых людей, прибывших к нам, тех, которые опередили вас на несколько лет.

– Христианских миссионеров?

– Да, именно так они себя называли.

– И что вы им сказали о святилище?

Старый атамид помолчал несколько секунд, после чего склонился над чашей, где дотлевали шарики ук’тиса, и ладонью подогнал дым к лицу, чтобы глубже его вдохнуть. Когда он снова мысленно заговорил, в его голосе не осталось и следа веселости.

– Правду. Мы просто сказали им правду. Для нас это здание просто какой-то древний памятник. Нам неизвестно, когда оно было построено. Мы только знаем, что очень давно его возвели в память одного из наших предков.

Танкред был изумлен. Должен признать, я тоже.

– Какой-то древний памятник? – поразился мой друг. – А этот крест над фронтоном? Это все же особенный символ. Кстати, ни на каком другом вашем здании нет ничего подобного. Он же должен для вас что-то значить?

– Ничего. Ничего он не значит. Мы забыли, кто воздвиг этот памятник или святилище – как бы вы его ни называли, – и никто не сможет вам сказать, откуда там взялся крест. Для людей этот символ, по-видимому, имеет огромное значение, но для любого атамида он просто украшение. Ничего больше.

Наше изумление все росло. Тан’хем помрачнел.

– Мне совсем не нравится этот разговор. Вы реагируете на мои ответы точно так же, как люди из первой миссии.

– Вы встречались с ними? Лично?

– Я присутствовал при встрече их делегации с нашим Советом мудрецов.

– А сами вы с ними говорили? – спросил я.

– Нет, я только присутствовал на собрании мудрецов Ук’хара – того города, который вы сочли столицей и тем не менее разрушили, – когда их делегация пришла на встречу с нами. Как и вы, они прежде всего захотели узнать, почему там этот крест, и, как и вы, никак не могли понять, что для нас он ничего не значит. Когда они попросили разрешения зайти в святилище и посмотреть, что там внутри, мы позволили. Не было никаких причин возражать. Всего лишь какая-то забытая могила. К сожалению, для них это оказалось ужасным потрясением. Они вышли оттуда в ужасе. Никто из нас не понял, что привело их в такое состояние. Их мысли были как ра’фтах, песчаные бури-пожирательницы.