Погибшие на подступах к Бангкоку, бессмертные воины Великой Коалиции, — они умерли не напрасно, их имена не забудут».

Иоанн поставил себе напоминалку: достать поимённый список и вставить посвящение.

«Той Бесконечной весной мы открыли дверь в новый светлый мир, и только от нас сегодня зависит, сделает ли человечество решающий шаг через порог перемен, в прекрасную утопию будущего, где не геополитические интересы, а глубокое, объединяющее чувство морали станет руководить нами. Несправедливых войн больше не будет — мы истребим зло во младенчестве. Как только оно издаст свой мерзкий крик, сулящий несчастия, Великая Коалиция встанет и выжжет его всей своей мощью.

А Бесконечная весна — она всегда с нами, стоит только закрыть глаза. С вами и со мной.

АМИНЬ.

Иоанн Н. Касидроу, 2028–2034».

«И почему аминь? — тут же подумал Иоанн. — Написал бы по-человечески: “КОНЕЦ”…»

Иоанн сохранил файл и вышел из кабинета. Приближалось время обеда, и он вдруг понял, что совсем забыл о звонке премьер-министра. Прошёл по галерее с портретами членов семьи прямиком к лестнице (отдельно подмигнул сэру Роберту Вилларду, барону Фулоу), сбежал по ней вниз, перескакивая через ступеньку, и в холле наткнулся на горничную, чистившую ботинки отца.

— Они в конюшне, — сказала она.

Иоанн поблагодарил её, надел кроссовки и вышел из дома. Становилось жарко, и он расстегнул пару пуговиц на рубашке, пока шёл по дорожке к конюшням. Мелисса почти не бывала в Фарнборо (после смерти матери она забрала детей и укатила куда-то в Бразилию), Грейс давно умерла, а остальных лошадей продали.

Теперь в конюшнях жили отцовские собаки, два здоровенных немецких дога: один белый, в чёрных пятнах, другой — боевого тёмно-коричневого окраса. Ещё у входа Иоанн услышал громкий отцовский смех и увидел, что старик сидит в своей автоматический коляске и добродушно улыбается, глядя, как Лора, ворочаясь в сене, обнимается с догами.

Когда вошёл Иоанн, пятнистый дог встрепенулся и с радостным лаем бросился встречать его, чуть не повалив Иоанна на соломенный настил. Лора и сама встрепенулась, как собачка, приподняв голову с растрёпанными волосами, в которых виднелись соломинки; коричневый дог насторожился и прекратил вылизывать ей лицо.

— Иоанн? — спросил отец.

— Привет, — сказал Иоанн и повернулся к Лоре. У неё был смешной вид. — Лора, у меня к тебе вопрос.

— Эм-м? — Она откинула прядь с лица, вызывав недовольство собаки, и та попыталась легонько стукнуть её лапой.

— Ты согласишься стать женой государственного секретаря Форин-офиса? — спросил Иоанн.

Отец хлопнул в ладоши, а Лора очаровательно улыбнулась. Эта бездушная стерва могла и «нет» сказать, с неё бы сталось.

К чёрному костюму Нам Туен надел жёлтый галстук, золотые запонки и туфли с золотыми пряжками.

Он подошёл к зеркалу и внимательно посмотрел на себя. Кожа на лице разгладилась, а оставшиеся морщины подчёркивали его умудрённость и возраст. Глаза словно посветлели, заметил Нам Туен; возможно, это возрастное или эффект, достигнутый в результате коррекции зрения и пластических операций.

Последние годы камеры не спускали с него глаз, и Нам Туен по настоянию советников подверг свою внешность значительными изменениям. С его лица и тела убрали почти все следы пребывания на островах Блонд: инъекциями укрепили кости, пересадкой суставов исправили хромоту, а корсет, который он почти всегда носил под костюмом, выпрямил осанку и придал ему уверенный и слегка надменный вид.

Каждую неделю Нам Туен один день отдавал лечению: нанотерапия омолаживала и внешность, и внутренние органы. Печень, правда, спасти не удалось — и врачи решили, что проще будет частично заменить её на искусственную. Годом позже, когда сердце стало барахлить, врачи пересадили Нам Туену и сердечные клапаны.

Но, хотя времени на приём лекарств и профилактические процедуры уходило всё больше, Нам Туен чувствовал себя всё лучше и лучше. Как будто часы изменили ход, и вместо того, чтобы стареть, он с каждым днём становился моложе, наполнялся силами.

Он не мог без боли смотреть на себя десятилетней давности: неказистого, зажатого, болезненного, хромого, вечно прищуренного и державшего на лице непроницаемую гримасу, за которой легко угадывалось недоверие, ощущение опасности, страх или невысказанная злоба, приводящая к бесконечным неврозам.

Теперь всё позади.

Нам Туен улыбнулся своему отражению в зеркале — блеснули безупречно белые импланты зубов.

Нам Туен посмотрел на часы. Пора.

Он вышел из кабинета. У двери его ждал Тао Гофэн. Он кивнул ему.

Тао прижал палец к наушному коммуникатору:

— Мы идём.

Первые камеры встретили Нам Туена уже на крыльце резиденции. Он по привычке улыбнулся и помахал рукой, садясь в машину. Тао Гофэн устроился рядом, и кортеж помчался по перекрытым дорогам в центр Пхеньяна.

— Президент Син Да Ун задержится на двадцать минут, — доложил Тао Гофэн, просматривая поступающие на коммуникатор сообщения. — Приедем позже?

— Нет, — ответил Нам Туен. — Я сегодня хозяин, Тао, мне нельзя опаздывать.

Город, казалось, находился на военном положении: вдоль дорог стояли кордоны полиции, спецназовцы и даже тяжёлая техника; в небе, над крышами зданий, курсировали беспилотники, а самолёты на посадку сопровождали истребители ВВС. Но тротуары были полны зевак — корейцы стояли вдоль ограждений, с любопытством взирая на проносящие мимо машины с развевающимися над капотами дипломатическими флажками.

Сквозь раскрытое окно Нам Туен увидел, что к торчащему посреди города айсбергу Рюгёна, окружённому теперь комплексом недостроенных деловых и развлекательных центров, прошелестел воздушный конвой из четырёх вертолётов.

— Американцы, — сказал Тао Гофэн.

— Вертолёты наши?

— Нет, привезли с собой, пижоны, — рассмеялся Тао Гофэн.

— Они ведь с юга?

— Да, летят из Сеула.

— Потом отправятся в Пекин?

— Неизвестно.

— Выясни, пожалуйста, — сказал Нам Туен.

— Ваша жена и дети на месте.

— Позаботься, чтобы вечером они сидели рядом со мной.

— Будет исполнено.

— Спасибо, Тао, — сказал Нам Туен.

— Ещё одно, господин Нам…

— Да?

Они уже подъехали к самому входу в Рюгён, и взоры всех — охраны, журналистов и толпы чиновников — устремились в раскрытое окно машины, где сидел Нам Туен, повернув голову к помощнику.

— Звонил Фань Куань.

Нам Туен медленно кивнул.

— Передавал поздравления.