Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это возможно. Просто скажите мне. Никто ведь и не узнает об этом.
— Я сам буду об этом знать.
— Это имеет значение?
— Да. Думаю, что имеет.
Их разделяло расстояние в три шага. Двигаясь очень осторожно, она сократила его до двух.
— Что может убедить вас согласиться? — прошептала она.
К ее изумлению, в его глазах вдруг появилась грусть, и он негромко произнес:
— Я не стою того, Лида. Направьте свои чары на кого-нибудь другого, пока я не воспользовался ими.
— Ноя здесь, перед вами.
— Понятно. И сейчас вы падете в мои объятия, а я за это начну ласково нашептывать вам на ушко названия тюрем.
— Примерно так.
— Мне стоило этого ожидать.
— Вы заставляете меня чувствовать себя дешевкой.
— Нет, прекрасная Лида. Вы никогда не станете дешевкой. В этом я уверен. Цена всегда будет высокой.
Она сглотнула, пытаясь подавить в себе ощущение, что заходит слишком далеко. Что тонет в этом странном водянистом свете.
— Цена не так уж высока, — настойчиво продолжила она. — Название и адрес одной тюрьмы. Для вас это просто.
Он придирчиво осмотрел ее всю, от грязных туфель до худых бедер, потом грудь, горло и наконец лицо. Ее щеки начали гореть.
Губы его растянулись в какой-то странной кривоватой усмешке.
— Когда вы вот так краснеете, Лида, вы особенно соблазнительны. Вы знаете это?
— Вы не хотите сыграть, Дмитрий?
И снова он удивил ее. Каждый раз, когда она пыталась взять ситуацию в свои руки, он как будто делал шаг в сторону. Достав из внутреннего кармана серебряный портсигар, он вынул из него одну сигарету и бросил плоскую коробочку ей. Лида поймала.
— Это вам, Лида. Пойдите и купите себе ту информацию, которая вам нужна. Я не собираюсь портить свою будущую карьеру в Кремле только из-за того, что не могу устоять перед красивой девушкой. Даже перед той, у которой лицо ангела, а глаза тигра, готового вырвать у меня из груди сердце, если я не выполню ее просьбу.
Лида обомлела. Ей захотелось швырнуть портсигар на пол, но пальцы отказывались выпустить его. Пока он зажигал уверенной рукой сигарету, она смотрела на него.
— Итак, — сказал он, выпустив из ноздрей сизое облако дыма, — что бы вы сделали, если бы узнали адрес тюрьмы? Написали Йенсу Фриису письмо? «Привет, как дела? Я прекрасно провожу время тут, в Москве». Это ваш план?
— Конечно нет.
— Тогда что?
— Это мое дело.
Какое-то время они смотрели друг на друга. И у обоих в глазах неожиданно появилась враждебность.
— Там не позволяют получать или отправлять письма и запрещены любые контакты с внешним миром, — произнес он. — Вы должны это знать.
— Я не собираюсь слать ему открытку.
— Да. — Он задумчиво кивнул. — Не сомневаюсь.
Сердце Лиды уже готово было пробить грудную клетку. Она сделала еще один шаг. Теперь они стояли так близко, что она чувствовала пряный запах его масла для волос, видела крошечную оспинку у него на подбородке. Он же стоял неподвижно, только сигарету покручивал в пальцах, но серые глаза его напряженно следили за ней.
Она вытянула руку, взяла сигарету и затушила ее в пепельнице на ближайшем столике. Потом взяла его руку и положила себе на грудь, там, где бешено колотилось сердце. Его рот чуть приоткрылся. Она поднялась на цыпочки, обвила руками его шею и начала наклонять его голову, пока их губы не встретились и крепко не прижались друг к другу. Сначала он не ответил. Не поддался, не пошел навстречу. Она с испугом подумала, что совершает ошибку. Но как только она дала ему почувствовать свой вес, передала ему жар своего тела, он резко изменился. Его язык метнулся к ее губам, руки потянулись к блузке, и с губ сорвался звук, похожий на пьяный стон. Он получил ее, именно то, что хотел.
Лида не закрывала глаз. Заставила себя смотреть на него, когда его рука скользнула под пояс ее юбки.
— Какая чудная компания. К вам присоединиться можно или посторонних сюда не пускают?
Лида замерла. Дмитрий выпрямился. Он тяжело дышал.
— Привет, Антонина, — с беспечной улыбкой произнес он. — Лида как раз учила меня играть в азартные игры.
— Ставки, надо полагать, высокие.
— Необычайно высокие.
Ногти Антонины начали чертить дорожки по ее белым перчаткам.
— Лида, твой брат хочет поговорить с тобой.
Лида почувствовала внутреннюю дрожь, как будто у нее в животе зашевелилась змея. Не проронив ни слова и не посмотрев на супругов, она вышла из зала. Змея стала расправлять кольца, скользнула от желудка к горлу, и Лиде показалось, что ее сейчас стошнит.
— Лидия Иванова, вы арестованы.
Лида резко развернулась на голос. Сердце ее чуть не разорвалось, но ноги тут же приготовились бежать. Неряшливые молочно-белые волосы и мальчишеская улыбка до ушей. Даже собака, выглядывая из мешка, высунула розовый язычок, точно в насмешку.
— Ах ты негодник! — воскликнула Лида и попыталась схватить Эдика за ухо, но тот легко увернулся и с горделивым видом подошел к ней.
— Вы что тут делаете? — спросил он.
— Захотелось подышать свежим воздухом. Решила посмотреть Кремль.
— Зачем это?
— Хочу видеть место, где принимаются все решения. Где кто-то может поставить свою подпись на листке бумаги и определить мое будущее. — Она поежилась, когда с реки налетел пронизывающий ветер. — Решить, жить мне или умереть.
Они шагали вдоль Москвы-реки под массивной красной стеной, которая высилась над ними, как гигантская пасть, ощетинившаяся зубцами, готовая в любую секунду захлопнуться. Лида задрала голову и стала рассматривать ее, погруженная в свои мысли.
— Знаешь, что я думаю, Эдик? Я думаю, что эта крепость — паук, который сидит в середине своей паутины, а паутина — это вся Москва. И мне кажется, что я попалась в эту клейкую паутину и теперь, если я шевельнусь, этот паук придет за мной.
Мальчик на какую-то секунду воззрился на нее недоуменно, а потом рассмеялся. Рубанув рукой воздух, он сказал:
— Вот что я с паутинами делаю. Рву их, они же некрепкие.
Лида засмеялась.
— Завидую я тебе, Эдик.
— Это почему?
— Потому что ты видишь в жизни только черное и белое. Не знаешь, что есть еще и серое.
— А это плохо?
— Нет. Я помню, что сама совсем недавно была такой же.
— И что?
Она взъерошила его волосы. Мальчик недовольно отклонился, шагнул вперед и развернулся к ней лицом. Лида впервые заметила, что кожа его утратила серый оттенок, а скулы выступали уже не так остро. Колбаса, окороти теплая куртка начали сказываться на нем.