— Я не буду тебе доказывать очевидного. А хочу предложить следующее. Я знаю, что ты прикипел к Ольге, а она уже ходит под крепкой статьей. Так вот, если ты придешь сам, обещаю, что я забуду про ее грех. Если же ты не согласен, тогда ей придется с десяток годков посидеть рядом со всякими «ковырялками». Ответь мне, Кулик, неужели тебе совсем не жалко красивой женщины?

Стась крепко стиснул зубы.

— Не впутывай в это дело девочку, гражданин начальник. Мы так с тобой не поладим. Она и вправду мне очень дорога.

— Рано или поздно ты попадешься мне, Кулик. И тогда разговор у нас примет совсем иной оборот. Вот что я хочу тебе сказать: даю три дня, не больше. Если за это время ты ко мне не явишься, то берегись! И не сверни шею раньше времени, мне лично хочется надеть на тебя наручники.

— Ты больше ничего не хочешь мне пожелать?

— Я все сказал.

— Тогда я тебе хочу сказать: держи ноги в тепле, чтобы не простудиться, насморк — это скверная вещь, — Куликов яростно нажал на кнопку, отключив телефон.

С минуту Стась смотрел на трубку, а потом что есть силы швырнул ее об стену.

Клетчатого Куликов нашел на самом верхнем этаже в тренажерном зале. Голый, раскинув руки в стороны, он лежал на низеньком столике и тихо постанывал от удовольствия под длинными и крепкими пальцами белокурой массажистки. Девушка была обнажена. Но, похоже, ее нисколько не смущало отсутствие одежды. Ей было что показать. Заметив Куликова, она любезно улыбнулась ему и, позабыв о нем, через мгновение с новым усердием впилась наманикюренными пальчиками в загривок Клетчатого.

— А-а, это ты, — чуть оторвал тот голову от кушетки. — Что-то у тебя вид безрадостный. Такое впечатление, что тебе крепко досталось.

— Нет, просто я разбил твой телефон.

— Уронил, что ли? — безразлично поинтересовался Клетчатый, продолжая покрякивать под серией мелких ударов. Дамочка весело лупила его ребрами ладоней по продольным мышцам, как будто хотела сделать из Клетчатого отбивную.

— Нет. Он ударился о стену и раскололся на мелкие осколки.

— Не переживай, — отмахнулся Клетчатый. — Все это мелочь, я так поступаю после каждого неприятного разговора. Было бы чего жалеть. Пластмассу! Если хочешь, эта девушка поднимет тебе настроение. Она это умеет, можешь не сомневаться. Пока твоя краля спит, а?

Массажистка многообещающе посмотрела на Стася.

— Как-нибудь в другой раз, — постарался согнать с лица хмурость Куликов. — Я к тебе вот с чем: ты не забыл о своем обещании?

— Ты уже надумал?

— Мне бы не хотелось говорить об этом при посторонних.

Клетчатый восторженно охнул под новым нажимом сильных пальцев и тяжело выдохнул:

— Хорошо!.. Только ведь Клавочка не посторонняя, она моя личная массажистка. Ну да ладно, вижу, что ты не в настроении. Чего только не сделаешь для желанных гостей. — Клетчатый тяжеловато устроился на кушетке, завязал на пояснице полотенце и похвалил: — Тело так и горит, хорошо работаешь, Клавочка, считай, что ты разбогатела еще на сотню баксов. Ладно, иди погуляй, мне тут перетереть кое-что нужно.

Клава мило улыбнулась и направилась к двери. Вела она себя естественно, как будто всю жизнь вышагивала нагишом в чужом доме под взглядами незнакомых мужчин.

Куликов перехватил взгляд Клетчатого: цепкий, азартный. Наверняка в этот момент он представлял Клавочку совсем в иной ситуации.

Как только дверь прикрылась, он поделился:

— Массаж должна делать женщина и непременно голая. И именно вот такая киска, как моя Клавочка: поджарая, стройная, сильная. Вот она делает массаж и своим животиком мне бочок натирает. А на душе от этого радостно становится, и кровушка от такого волнительного момента не застаивается. Так что рекомендую. Знатная бабенка! Ладно, ладно, не морщись. Знаю, что ты однолюб. — И, приняв серьезный вид, осведомился: — Так чего ты хотел?

— Ты должен убрать одного человека.

Клетчатый не выразил удивления, весь его облик свидетельствовал о том, что он по нескольку раз в день получает аналогичные предложения.

— Кто такой?

— Мент, майор Шевцов.

— Та-ак, — в задумчивости протянул Клетчатый, — не хило.

Кожа у него была красной, словно он только что вышел из сауны в предбанничек. Куликов не торопил, и в этот раз пауза переросла в утомительное молчание. Швырнув в угол полотенце, Клетчатый медленно стал одеваться. Застегнув на рубашке последнюю пуговицу, вежливо поинтересовался:

— И чем же он тебе не угодил?

— Это мое дело.

— Понятно, — неопределенно проговорил Клетчатый, прикуривая от газовой зажигалки в форме дамского пистолета. Затянувшись, он пустил тонкую струйку в потолок.

Куликов не случайно обратился со своей просьбой именно к Клетчатому. Обоим это было понятно и совсем не требовало каких-то дополнительных разъяснений. Кроме своей основной деятельности — куратор Северо-Западного региона, — Клетчатый занимался еще тем, что выполнял работу киллера, и, как считали многие, делал он это для души. Что-то вроде небольшой разрядочки после тяжелого трудового дня. Так сказать, маленькое хобби большого человека. Но одно дело убрать свидетеля, о котором мало кто и вспомнит, совсем другое — завалить мента, человека казенного, наделенного властью. С милицией воюют, как правило, беспредельщики и явно отмороженные, те, кто живет одним днем и не заботится о последствиях. В конце концов каждый выполняет свое дело, такая работа у ментов — жуликов ловить, и сам виноват, если угодил в расставленные сети. Впредь ротозейничать не будешь. Как говорится в народе, на то и щука в реке, чтобы карась не дремал.

— Он работает в уголовном розыске, ведет мое дело.

Клетчатый поморщился:

— Надеюсь, это не главная причина, почему ты его хочешь замочить.

— Нет. Его уберешь, назначат другого, только и всего. Есть вещи посерьезнее.

— Он замаран? — с надеждой посмотрел Клетчатый на Куликова.

Продажный мент презираем не только своими, уголовники тоже относятся к нему с брезгливостью. Как к крысе, пожирающей собственный помет. В этом случае убийство может восприниматься как богоугодное дело, а человек, совершивший его, может именоваться санитаром; в противном случае это злодейство.

— Чист, как младенец в утробе матери, — усмехнулся Куликов.

— Соврал бы хоть, мне легче было бы, — вздохнул Клетчатый, выпустив очередную струйку дыма. — Видно, придется на свечку разориться за упокой его души.

— Я-то думал, что встречу развалину, а ты вон как улыбаешься, — с самого порога заявил Шевцов, увидев лежащего на койке друга.

— Это я тебе улыбаюсь, а так не очень-то порадуешься с дыркой в боку.