Сказать, что он был потрясен тем, что узнал, значит, ничего не сказать. Она была беременна, больна, в отчаянии, вышла замуж от безысходности. А он все это время был, в общем-то, не так уж и далеко. Он, решивший оставить Миру в прошлом, благополучно женился на Ирине, и тем же летом молодожены отправились в медовый месяц в Крым. Если бы он тогда вернулся на хутор, все могло бы сложиться по-другому. И не только в его жизни или Мириной…

Правда, обрушившаяся на него, была слишком тяжела, невыносима. Вадим чувствовал, как почва уходит из-под ног. И чем больше он думал об этом, тем больше понимал: ему некого винить в случившемся, кроме самого себя. И чем больше он думал, тем яснее понимал: Мирослава заслуживала уважения, а он нет.

Именно в больнице, бродя ночами в одиночестве по коридору, Самарин будто впервые увидел себя со стороны.

Когда он снова вышел на работу и узнал, что Мира уволилась, первое, что испытал, было облегчение. Вадим понимал, что не сможет взглянуть ей в глаза и увидеть в них боль, которую он ей причинил. Работа, которая раньше приносила удовольствие, стала в тягость. Сложно было находиться среди людей, улыбаться как прежде, всем своим видом показывая — не произошло ничего такого. Замечать затаенное ехидство и насмешки в глазах коллег. Досадно видеть, как Лина опускает глаза, стоит ему только зайти в приемную, а заговаривает с ним исключительно по необходимости и сторонится его офиса, всем своим видом будто умоляя держаться от нее подальше. Ему хотелось убедить себя, что все по-прежнему, ничего не изменилось. Но где-то внутри чувствовал, это не так. Что-то неумолимо менялось, не в окружающем его мире, в нем самом.

Дома дела обстояли не лучше. Ирина не разговаривала с ним. Более того, в какой-то момент он понял: пропасть, возникшая между ними, куда глубже, чем он предполагал. Вадим стал тяготиться своим домом, как будто все в нем стало чуждо ему. И даже дети не могли сгладить это ощущение. После работы он не торопился вернуться домой. Сидя в кабинете, пытался работать, но тяжелые мысли, одолевающие его, не давали сосредоточиться. Впервые за сорок лет он решился проанализировать свою жизнь. Подвести какие-то итоги. Впервые за многие годы в нем заговорила совесть. Именно она подсказывала ему самый разумный выход — он должен преодолеть пропасть, помириться с женой, забыть обо всем и жить со своей семьей. Он причинил много боли жене. Но ради детей, семьи, общего дома она простит его, должна простить, он же, в свою очередь, постарается стать хорошим мужем, должен им стать. Вадим без оснований надеялся — пройдет немного времени и все станет на свои места. Все должно быть так, как прежде. О Мире пытался не думать. Но по ночам продолжал видеть ее во снах. «Где она? Что с ней?» — неотвязно вертелось в голове, не давало покоя. Вадим спрашивал о ней Катю и Галю, но они ничего не знали. Мира ушла совершенно неожиданно и не стала ничего никому объяснять. К тому же она никогда и не была особенно откровенной. Почему-то все в «Береге роз» решили, что она уехала к своему мужу в Чехию, но Вадим-то знал, что никакого мужа нет. Он не мог ей позвонить и встретиться с ней тоже. Но ему необходимо было знать, что с девушкой все в порядке.

Однажды, не выдержав, он отправился в Старые Дороги, впервые за много лет. Долго сидел в машине, глядя в окна дома, в котором она жила, понимая очевидное: ее здесь нет. Потом вышел, пошел бродить по окрестностям.

Август подходил к концу. Солнце село за далекий лес, окрасив вечерние темные облака розовым и сиреневым. Над ним бледнел чистый небосклон, а над лесом, с той стороны, где когда-то был хутор, поднималась бледная луна. Вадим шел, сбивая на ходу пожухлые луговые травы и цветы, и сам не заметил, как оказался на тропинке, которая, петляя меж деревьев, вела к хутору. Он пошел по ней. Кто-то перекинул через речку мостки. Осторожно ступая, Самарин прошел их и скоро вышел на опушку. То место, где когда-то стоял дедов дом, основательно заросло. Из леса к груде мусора, обгоревшего кирпича и бревен подбирался подлесок. Забор давно обвалился, и только покосившиеся деревянные столбы все еще виднелись из-за бурьяна. Где-то в глубине леса были похоронены бабушка и дед. Они оба пожелали, чтобы их похоронили не на деревенском кладбище, а здесь, рядом с местом, которое они так любили.

Родители изредка приезжали навестить могилы, он же не приехал к ним ни разу. Вадим долго стоял на опушке, слушая, как шумит лес. Не тревожно шумит, а как-то успокаивающе. Ветер качал травы, обдувал лицо. Тихо подбиралась ночь. И Вадим чувствовал, как то, что теснило грудь, не давало дышать, уходит, отпускает. Он поднял глаза к небу и увидел первую, едва заметную звезду. Он смотрел на нее и видел деда. Далекое прошлое, детство, проведенное здесь, на хуторе, вставало с пугающей ясностью, и снова он слышал голос деда. Как же он мог забыть о том главном, чему учил дед Максим? Много раз дед повторял Вадимке, как завет, как заклинание — в любой ситуации, перво-наперво, оставаться человеком. Да, дед учил его не прощать обид, быть мужчиной, способным постоять за себя и за свою семью, уметь дать отпор, но не забываться, не опускаться, сохранять достоинство.

А Вадим запутался, запутался в дымке прожитых лет, заигрался, увлекся. Увлекся женщинами, спиртным и властью, которая позволяла ему унижать, подставлять и использовать людей. Пытаясь утвердить свой авторитет на работе, он, не задумываясь, подличал и изворачивался. Увязнув в подхалимстве и заискивании перед вышестоящим начальством, забыл о совести, чести и достоинстве. Погнавшись за деньгами, пресмыкался и врал. Неискренность стала неотъемлемой частью существования, она руководила его действиями, словами, поступками. Он жил в угоду кому-то и себе, считал, что жизнь такова и играть в ней нужно без правил. Черствость и равнодушие стали главными чертами его характера. Вадим не помнил, что на свете еще существуют доброта и великодушие. И любовь. Только она могла дать полное удовлетворение, как духовное, так и моральное, и только отыскав ее, можно было считать себя счастливым. Вадим всегда находил оправдания всем своим поступкам, но сейчас понял, что оправдания ему нет. Он просто перестал быть человеком. Он сделал несчастной свою жену, опозорил Лину, и Мира…

Только здесь до него дошло, почему ему так хотелось унизить Миру, почему бывали моменты, когда казалось, что он просто ненавидит ее. Где-то в подсознании он чувствовал: она, в отличие от него, никогда не шла на уступки с совестью. Он искал любви женщины, но не заслуживал ее.

Утром Вадим сказал Ирине, что не может больше жить так, жить с ней. Она права, они действительно испортили друг другу жизнь. Но как бы там ни было, он благодарен за детей. Она еще молода, говорил он, и, возможно, его уход даст ей шанс начать новую жизнь с другим мужчиной. Нет, он, конечно, не отказывался от детей, намереваясь помогать им и видеться с ними, но жить с ней в этом доме, в этом поселке, среди этих людей больше не мог. Как и не мог работать в «Береге роз».

Вадим уволился, собрал вещи и уехал к родителям. Там он и прочел электронное письмо от Миры. Он понимал, что заслужил все то, что она написала ему. Но теперь это уже было неважным. Получив письмо, он испытал лишь облегчение, узнав, что с девушкой все в порядке. Мысленно пожелав ей счастья, Вадим не стал писать ответ. Он стремился к другому. Он хотел покоя и не поверил бы, если бы ему сказали вдруг пару месяцев назад, что только это ему и нужно будет сейчас. Вадим хотел покоя среди лесов и лугов, там, где безымянная речушка несла свои воды, там, где прошли лучшие годы его жизни, там, где он еще мог обрести себя.