Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошедший день не внес ясности, да и облегчения Мира не испытала.
К вечеру от волнения и нервов у девушки разболелось сердце. Наглотавшись таблеток, она рано легла спать. А утром все началось сначала.
Страх, волнение, ожидание, отсутствие машины Самарина на автостоянке и его самого на рабочем месте, бесконечные перешептывания и домыслы и, наконец, сенсационная новость.
Самарин в больнице!
Оказалось, что в ночь после скандала на работе у мужчины поднялось высокое давление. То ли напился он, то ли переволновался, никто толком не знал. Его забрала «скорая» с подозрением на инфаркт, и сейчас он лежал в кардиологическом отделении в состоянии средней тяжести.
Благо, в тот момент, когда Мира услышала новость, совершенно случайно на ресепшене, рядом никого не оказалось. Никто не увидел, каким стало лицо Мирославы и как она, не устояв на ногах, сползла по стенке на пол и закрыла лицо руками.
В сознании билась мысль, одна единственная мысль, заполняя собой все: «В этом виновата я! Я одна! И если с ним что-то случится…»
Если с ним что-то случится, виновата будет лишь она одна. Обида ослепила ее. Желание причинить боль, унизить его прилюдно, сбросить с пьедестала неприступности и самоуверенности, на который он сам себя воздвиг, стало навязчивым, неотступным, единственно правильным. Она забыла обо всем на свете в своем стремлении уничтожить его. Как она могла забыть, что зло, причиненное другому человеку, пусть даже заслуженное, всегда возвращается?!
Как она будет жить дальше, если с ним что-нибудь случится? Куда денется от чувства вины?
Все темные, все сметающие и уничтожающие чувства, холодная ненависть и слепая обида мгновенно растаяли. Остались лишь растерянность, недоумение, боль и страх потерять любимого человека.
Раскаяние и сожаление затопили ее, стало не важным, как он поступил и что говорил. Главное, чтобы дышал. Пусть его руки уже никогда не коснутся ее, пусть в темных глазах, обращенных к ней, больше не вспыхнет желание, пусть навсегда он останется со своей семьей, главное, знать, что он жив и здоров.
Спустя несколько дней Мира положила на стол администратора заявление об уходе. Женщина удивленно вскинула брови.
Но Мира ничего объяснять не стала, да и к уговорам осталась глуха. Она знала, что поступает глупо и опрометчиво, и не представляла, что будет с ней дальше. Но одно осознавала наверняка — встретиться с Вадимом лицом к лицу, так, как будто ничего не случилось, не сможет. Не сможет посмотреть в его глаза.
Когда Самарин выздоровеет и снова выйдет на работу, от Миры в «Береге роз» останутся одни лишь воспоминания. Она уедет, чтобы снова начать новую жизнь, в которой его уже никогда не будет.
Последующие пять дней, спрятавшись ото всех в Старых Дорогах, Мира почти безвылазно просидела дома. Что-то делать, о чем-то думать не хотелось. Ежесекундно в сознании билось одно: «Только бы он был жив! Только бы с ним ничего не случилось!» Собственное будущее, как бывало не раз, ее не занимало.
Выходя вечерами на улицу, Мира поднимала глаза к небу в немой мольбе, хоть и знала, что просить о чем-то Бога не имеет права, слишком уж она виновата перед ним.
А на шестой день к вечеру у дома остановился темный «БМВ». Из него вышли трое и решительным шагом направились к калитке.
Мира как раз стояла у окна. Обхватив руками плечи, невидящим взглядом смотрела вдаль, туда, где в тонкой гряде облаков тонуло солнце, освещая все вокруг золотисто-багряным светом.
Она не обернулась, когда гости вошли в дом.
На кухне зашуршали пакеты. Мужчины о чем-то негромко переговаривались между собой.
— Привет! А чего это ты не встречаешь гостей? — спросил Степик, входя в комнату. Тон, которым это было сказано, как всегда, был легок и беспечен, но в глазах застыли тревога и напряжение.
Глаз его Мира не видела, потому что оборачиваться не спешила, чувствуя раздражение от присутствия Степика.
«Когда, ну когда эта троица наконец оставит меня в покое?»
— Я вас не приглашала, — бросила она в ответ.
— А что так грубо? — усмехнулся Рудинский.
— А как еще?
— Послушай, Мира… — начал Степик.
Мира резко обернулась. На бледном худом лице ее глаза сверкнули яростью.
— Послушай ты меня, Степик! — перебила она брата. — А заодно и те двое на кухне! Я не нуждаюсь в ваших советах и нравоучениях. Никогда в них не нуждалась, а сейчас особенно. Когда до вас это дойдет и вы оставите меня в покое?
Их глаза встретились в немом поединке. В какой-то момент ярость и бешенство, поднявшись из глубин естества, готовы были бросить их друг на друга.
— А никто и не собирается учить тебя уму-разуму! — спокойно сказал Гарик, появляясь за спиной Степика с банкой пива в руках. — Это просто бутафория, пустая трата времени. Разве ты когда-нибудь слушала чужие советы, тем более наши? Нет, ты всегда поступала по-своему, и вот результат. Сколько тебе лет, Мира? Тридцать? Больше? Уже немало, не так ли? И что дальше? Какие у тебя планы на будущее? С «Берегом роз» покончено, видимо, и со слепой любовью к Самарину тоже…
— Вы приехали сюда отпраздновать мое поражение? — с презрением спросила Мира, сощурив глаза. — Слетелись, как стая стервятников? Что ж, радуйтесь: его больше нет в моей жизни и никогда не будет. И «Берега роз» тоже нет. И я не знаю, что дальше делать со своей жизнью! Вы долго ждали этого, но вы ведь всегда отличались терпеливостью, вот и случилось так, как вам того хотелось! Вы довольны? Думаю, более чем. А теперь выметайтесь вон отсюда!
Сказав это, Мира снова отвернулась, не желая, чтобы мужчины увидели бездонное, глухое отчаяние, терзающее ее, и боль, которую не скрыть.
С минуту в комнате царила тишина.
— Вот, значит, как ты думаешь, — изрек Рудинский, нарушая ее. — Что ж, другого мы, конечно, и не заслужили. С тем, что ты до смерти будешь меня ненавидеть, я смирился, но сейчас мы здесь не для того, чтобы насладиться твоим горем и поражением, и не за тем, чтобы напомнить, что с самого начала предупреждали, что все этим и закончится. Видишь ли, Мира, узнав, что ты оставила работу в «Береге роз», мы поспешили сюда, чтобы предложить тебе попробовать себя в роли модели. Мы посовещались и решили, что какому-нибудь детсаду или еще одному санаторию, куда ты, безусловно, через неделю-другую отправишься искать работу, жирно будет. А нашей фирме для рекламы нужно лицо. Мы про смотрели твои фото, показали их профессионалам и, в общем-то, сошлись во мнении, что ты превосходно будешь смотреться на рекламных щитах столицы, да и на проспектах нашей фирмы тоже… Естественно, предложение это исключительно деловое, и мы заплатим тебе. Знаю, ты скажешь, что тебе плевать на деньги, но я никогда не пользуюсь родственными отношениями, когда дело касается бизнеса. Мы заплатим, а ты можешь потом выбросить эти деньги или раздать их нищим.