Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Она не может уйти, не может заболеть, не может умереть», – Семеныча отпустило неосознанное напряжение, державшее его в своих цепких объятиях несколько последних часов, для того, чтобы сжать свою хватку еще сильнее. Он стал поглядывать на часы, распологающиеся на приборной панели автомобиля, который мчался по узкому шоссе. Небо вновь заволокло. Дорога пролегала через поля, заросшие высокой травой. За ними виднелся лес, а еще дальше, уже еле различимо – горы.
За тонированными стеклами машины смеркалось. Темное время суток поглощало в себя остатки сумерек. Встречные машины слепили дальним светом, и Семеныч прикрыл глаза. Как яркие вспышки одна за другой мелькали нечеткие картинки. Ее сияющие глаза в машине. Утренняя неожиданная встреча. Большое горящее сердце из маленьких зажженных свечей, внутри которого Она написала заветные слова из лепестков роз. Первая буква его имени из светящихся звезд на стене. Улыбающаяся луна, которую Она показала ему. Признание в любви, вырезанное Ею из бумаги и подсвеченное карманным фонариком так, чтобы свет букв перешел на стену. Разрисованная трансформаторная будка во дворе его дома, где на фоне заката изображен Ее силуэт. Надпись мылом на зеркале. Записка на лобовом стекле машины. Плакат в центре города, поздравляющий его с праздником. Его портрет карандашом, хотя Она уверяла, что не обладает художественным талантом. Тысячи ссор и признаний в любви: в электронных письмах, на обрывках бумаг; выложенные камнями на песчаном пляже, скрепками на письменном столе, написанные в сообщениях, сказанные искренним шепотом.
Сердце Семеныча рвалось и металось, представляя, как Ее уже сейчас где-то за тысячи километров, запирают в палате. Дают лекарства. И Ее бьет озноб от высокой температуры. Она кутается в колючее одеяло на больничной койке и зовет Семеныча, плача. Но вокруг равнодушные обшарпанные стены и пустая тумбочка возле железной кровати…
«Мужчины не плачут», – вдруг услышал он Ее насмешливый голос, но тотчас визг тормозов и резкий толчок оборвали Ее фразу.
– Ух, – протер лицо ладонью офицер. – Заснул. Рабочий день не нормирован. Вторые сутки на ногах. То одно, то другое.
* * *
– Что там? – Семеныч опустил окно. Вдали, ближе к лесу величественно золотился и трепетал огонь, который в темной ночи походил на гигантскую живую каплю, осевшую на землю, но тянущуюся вверх. Большое пламя неравномерно выстреливало в воздух искрящимися частицами, и казалось, доставало до темно-синего неба.
– Не знаю. Как будто машину подожгли, – офицер достал телефон. – Я вызову спасателей и полицию.
– Может, нужна помощь? – кивнул Семеныч.
– Судя по пламени, уже вряд ли, – офицер покачал головой, и автомобиль тронулся с места.
Через пару километров лоб Семеныча покрылся испариной. Неожиданно сознание Семеныча четко рассмотрело то, что горело внутри – черный вертолет без опознавательных знаков: его недвижимые лопасти винта в огне, его очертания, которые прятались в красно-рыжем задорном пламени. «Где Она сейчас? – Ее на служебном вертолете перевозят в Россию. Подпишите документы», – прозвучало в ушах Семеныча вместе с внутренним гулом, который складывался не из звуков работающего двигателя автомобиля, не из свиста ветра в щель приоткрытого окна, не из шуршащего трения шин по асфальту, а вползал в нервные окончания от грудной клетки.
– Стой!
– Что? – обернулся к нему офицер.
– Остановись. Сейчас же.
– Что случилось?
– Быстро! – взревел Семеныч. – Или моя, возможно, заразная слюна на тебе окажется. Я тебе ее в рот натолкаю.
Офицер мгновенно сглотнул и круто остановился у обочины.
– А теперь слушай. Ни меня, ни Ее на яхте не было. Мы не знаем ни о каком вирусе. Ко врачу обратимся с симптомами обычной простуды на территории своего государства. Вы сами обнаружили тело. Вам позвонило неизвестное лицо. А на яхте никого не было. Никого, кроме трупа! Наследство, если это не розыгрыш, делите сами как хотите. И с кем хотите. Как ты своим объяснишь, куда я делся – не мое дело. Вот здесь! – Семеныч вытащил из кармана телефон и для пущей убедительности показал мужчине скриншот одного из треков гитарного сопровождения своей песни. – Здесь вся запись нашего разговора. Или один щелчок, и я отправляю ее в Россию нескольким лицам, или я ее удаляю, а мы навсегда забываем о том, что когда-либо виделись. А теперь ты уезжаешь, а я ухожу. Обещаю ни в кого не плеваться. И даже надену перчатки в общественных местах, чтобы ни одна частица вируса не вышла с потом, как через жидкую среду.
– Вы хорошо все обдумали?
– Да, – ответил Семеныч.
– Какие мне гарантии, что все будет именно так?
– Такие же, как и мне. Слово.
Офицер уставился на лобовое стекло. Его побелевшие пальцы вцепились в руль. Семеныч не отрывал от него взгляда, и был готов в секунду накинуться на мужчину, чтобы иметь возможность покинуть автомобиль любым способом.
Спустя минуту тишины щелкнули задвижки заблокированных дверей.
– Всего хорошего.
Семеныч, несмотря на то, что был в ярости, все равно ощущал некоторое напряжение. Ему показалось, что стоит ожидать выстрела в спину.
Семеныч двигался медленно и скованно. Он уже придерживал рукой дверь, готовясь ее захлопнуть.
– Постой, – негромко произнес мужчина, и Семеныч внутренне вздрогнул. – Если ты или Она попытаетесь что-либо где-либо рассказать после, вам не поверят.
– Мы этого не сделаем. Нам это не нужно.
– Прощайте, – офицер кивнул.
Набирая скорость, он уже мысленно примерял погоны. Его план сработал великолепно.
«С отделом разберусь. А все наследство передам в распоряжение города, тем самым буду представлен к награде и обеспечу себе отличное местечко до конца жизни. Все сработало, как нельзя лучше. Ее подпоили и запугали болезнью. Оказавшись в России, Она, как мышка, почувствовав себя лучше, убежит домой. Этот сам ретировался, побоявшись огласки. Все вышло просто отлично! Бывают же удачные…»
Звонок телефона.
– Неприятности. Труп Меркури пропал.
– Что?! – закричал офицер.
– Обыскали весь морг.
– Кому мог понадобиться труп?!
– Не могу знать.
– Все проверили?
– Да, к сожалению.
– Видеонаблюдение?!
– Электричества не было два часа.
Офицер секунду помолчал.
– Результаты вскрытия?
– Не успели…
– Не успели?! За целый день?
– Труп исчез утром.
– И вы сейчас мне об этом сообщаете?!
– Мы искали труп. Не нашли.
Вторая линия.
– Упавший служебный вертолет обнаружен в двадцати километрах от города. Он горит. Сгорел, то есть.