Промолчав, кок понуро побрел на камбуз, а к Кораблину подошли Куздрецов и Мохаммед.

– Борис Николаевич, по мусульманскому обычаю, этих арабов нужно похоронить сегодня до захода солнца. – Чекист вопросительно посмотрел на капитана и уже на английском обратился к иранцу: – Поможешь с погребением? – Тот согласно кивнул головой.

– Сделаем, – ответил капитан. – Боцман, Петрович, обеспечь все, что нужно. Готовность – к 12.00. – И уже громко, чтобы слышали все: – А наших ребят дома будем хоронить, как героев, с оркестром и салютом!.. А теперь – все по местам и за работу!

Соскучившись по делу, команда с завидным рвением занялась своим судном: чинили поврежденную аппаратуру, подцепили и подняли на борт пиратские моторные лодки, наводили порядок в рубках, каютах, коридорах и подсобных помещениях – везде, где успели нагадить незваные гости. К счастью, безудержная автоматная пальба не нанесла существенного урона технике, а мастерство, умение и опыт моряков в считаные часы привели сухогруз в рабочее состояние. Он ожил, задышал, обрел прежнюю силу.

Тяжелее всего пришлось боцманской команде. Водой из пожарных рукавов и щетками они отдраивали свою и чужую кровь, щедро обляпавшую палубу, а кое-где и судовые надстройки. И вместе с водой смывалась она в океан и бесследно растворялась в прозрачной глубине. И в работе куда-то делись, ушли, как в воде, растаяли в прошлом злость, ненависть, ярость к этим упырям-бандитам, еще недавно бушевавшие в сознании каждого моряка, и осталась лишь убогая жалость, да и не жалость, наверное, а презрение к этим ублюдкам, связанным теперь по рукам и ногам и покорно сидящим на палубе с поникшими головами.

Куздрецов, Мохаммед и палубный матрос занимались ритуальным обрядом: следуя наставлениям иранца, старались все сделать так, чтобы соблюсти погребальные традиции мусульман.

За много-много месяцев это были первые трупы бандитов, которых Мохаммед хоронил легко, беззаботно и даже с каким-то злорадным наслаждением и азартом. Не нужно было рыть яму в каменистом грунте и бояться, что эта могила может стать и твоей. Заворачивая тела в приспособленные под саван белые мешки, которые отыскал где-то в своих залежах боцман, и складывая в ноги покойникам всякий железный хлам, чтобы тела ушли на дно, а не болтались по волнам, приманивая акул, Мохаммед будто снимал с себя и отправлял в преисподнюю вместе с этой мертвечиной груз своего страха, ощущение собственной неволи и всех тех ужасов, которые ему пришлось пережить в рабском ярме заложника. Только здесь, среди этих русских моряков, почувствовав свободу и уважение, он ощутил своим забитым, изуродованным сознанием, в каком аду жил, нет, не жил – мучился и страдал все это время, какой стеною гнета был придавлен со всех сторон; жестоким насилием из него вытравили волю к побегу, взрастили страх, покорность и ненависть. Но если остались ненависть и злость, значит, долгие месяцы кабального ига так и не смогли окончательно сломить его.

Еще за полчаса до назначенного времени вся команда собралась на корме. Капитан и все отцы-командиры надели выходную форму, команда новые – муха не сидела – тельняшки. Привели даже связанных пленников. Но Мохаммед с помощниками еще не управился со своей работой. Очередь как раз дошла до последнего тела – до главаря. И вдруг неожиданно для себя и всех окружающих иранец схватил огромный мясной тесак кока, которым распарывал мешки, и с ненавистью, приумножившей его силы, одним ударом, словно профессиональный средневековый палач, рубанул Ибрагима по шее, схватил за волосы отсеченную голову и на глазах онемевшей от неожиданности, вмиг охваченной общим столбняком команды судна швырнул ее за борт. Потом безвольно выронил тесак и опустился на палубу, закрыв лицо окровавленными ладонями. «Не бывать тебе в раю… Никогда не бывать… Никогда!»

– Что это он сделал?.. Что сказал? – Едва обретя дар речи, Кораблин выразительно посмотрел на Куздрецова.

– Чтобы этому моджахеду не попасть в рай. Аллах не принимает тело без головы… Это самая страшная месть, на которую способен мусульманин в отношении к своему единоверцу. – И, подумав, добавил: – В этом весь Ближний Восток – никогда не знаешь, что произойдет в следующую минуту…

Наскоро привязав к ногам какое-то железное барахло и зашив в самодельный саван обезглавленный труп, его положили на небольшой деревянный трап – на нижнюю сторону, которая без поперечных перекладин, и поставили одним концом на фальшборт. По команде капитана приподняли свободный край и тело, как по горке, съехало в воду. Одно… второе… третье… И так все одиннадцать…

Выстроившаяся в шеренгу команда молча стояла, обнажив головы… Связанные пираты жались друг к другу и в страхе думали, что на этом корабле и их ожидает такая же участь…

Под долгую судовую сирену океан с прощальным всплеском принимал в себя этот «груз 200», и белые тени не торопясь уходили в сумеречно-зеленую бездну, теряя свои очертания, меркнув и навсегда пропадая в глубокой черноте – жуткой и страшной, как знамя исламского халифата.

А через день к сухогрузу пришвартовался большой противолодочный корабль ВМФ России, несущий патрульную службу в Индийском океане. В корабельный госпиталь были перенесены раненые моряки, в морозильной камере размещены тела погибших, отданы под конвой пленные бандиты, сдано оружие, в гостевой каюте расположился Мохаммед Салами, а Куздрецов по закрытой связи передал в Москву подробный отчет о происшествии в океане и вернулся на ставшее уже родным судно.

И странное дело, после всех передряг капитан Кораблин получил строжайшее распоряжение: не выходить в эфир и вообще ничем себя не проявлять: для всего мира судно продолжало быть захваченным пиратами и оставаться в полной неизвестности. «Летучий голландец» да и только…

На следующий день после встречи с военным кораблем капитан сухогруза получил указание значительно отклониться от курса в сторону от оживленных морских трасс и опасного с точки зрения возможных пиратских нападений региона, дойти до заданных координат и лечь в дрейф. Еще через три дня к многострадальному судну пришвартовался другой контейнеровоз – тоже российский, но под чужим флагом. К изумлению всей команды, было получено распоряжение Кораблина прямо в море произвести перевалку контейнеров с одного судна на другое, а проще говоря – совершить обмен грузом.

– И ради чего мы страдали? – недоумевал боцман.

– Нужно нам все это было? – поддержали его сомнения моряки. – На хрена попу баян, а нам эта перестановка?

Но ворчать – ворчали, а дело делали, и двумя командами моряков необычная работа была выполнена сноровисто и быстро. Заступивший на вахту Анатолий озадаченно разглядывал с капитанского мостика новый груз, размещенный на палубе своего судна. Все другое, а внешне – то же самое: и расстановка контейнеров, и их цвет, и, кажется, даже маркировка… Наваждение какое-то.

Еще больше удивилась команда, когда вместе с новым грузом у них на судне появилось… необычное пополнение, будто бы приставленное к этим контейнерам. Люди хоть и в гражданском, но по всему видно: по выправке, субординации, даже манере говорить, что гости – народ служивый, военный, а в гражданку переоделись для отвода глаз. Они бережно помогали устанавливать свои контейнеры на палубе, а потом и сами перешли на новое место жительства, изрядно потеснив команду. Кто они, откуда, зачем, что будут делать на судне – не знал никто, кроме Кораблина и Куздрецова.